Кирилл Еськов - Японский оксюморон Страница 2

Итак, "Вкус сайры", 62-ой год; прелестное европейское ("европейское" в смысле "не-голливудское") неореалистическое кино, доброе и ироничное; больше всего, пожалуй, смахивает на Иоселиани. Четверо друзей, имеющих давнюю традицию... чуть было не сказал: "На Новый Год ходить в баню", но нет - эти собираются по вторникам в рыбном ресторанчике. У каждого из четверых куча проблем: с повзрослевшими детьми, с собственными стариками, с бесом (который в ребро), etc. По ходу дела один из четверки (в войну - старший офицер эсминца, а ныне топ-менеджер крупной корпорации) случайно сталкивается на улице со своим бывшим боцманом; тот нынче хозяином чего-то мелко-авторемонтного, так что иерархическая дистанция между ними примерно та же, что и была. Однополчане падают друг дружке в объятия (чисто "Белорусский вокзал"...) и немедля закатываются в пустой по поздневечернему времени бар. Принимают на грудь по стаканУ бренди (летальная доза для японца, как я понимаю) и, под немногословные воспоминания о "дымном небе над Окинавой", испрашивают по второму. Тетка-барменша, которую явно тоже что-то связывает с означенным "дымным небом", немедля занавешивает входную дверь табличкой "Closed" (иероглифами), лезет в какие-то свои захоронки под стойкой и ставит для ветеранов ветхую пластинку с императорским маршем - явно из тех, что лица более законопослушные исправно сдали в 45-ом по приказу оккупационной администрации в ходе демилитаризации страны. Некоторое время все трое в ностальгическом единении вслушиваются в "нашу славу боевую, нашей юности полет", после чего топ-менеджер высаживает - не закусывая - еще стакан и задумчиво резюмирует, с вполне себе иоселианиевскими интонациями: "Блин! Как же это мы, с такими песнями - и войну просрать умудрились, а?" ...А теперь подымите мне веки и укажите - что же наличествует в оной сцене такого специфически-азиатского, буддистско-синтоистско-конфуцианско-сакуросозерцательного, чтоб оно было превыше понимания тупого россиянина?

Нет, я, упаси бог, не утверждаю, будто местного колорита в фильме нету вовсе: ракурсы, к примеру, берутся обычно с высоты колен - ну, это вообще "фирменный знак" японского кинематографа... Только ведь речь, как легко догадаться, не о том. Я просто-напросто хочу сказать, что в мире существует ряд территорий, традиционно формирующих социокультурную периферию Европы (Россия, Латинская Америка, та же Грузия), и Япония - одно из звеньев этого обрамления. (Если тут кого оскорбляет слово "периферия" - можете говорить "фронтир"... ну как - сразу полегчало?) И раз уж мы относим к Европейской культуре Иоселиани с Кустурицей и Маркесов-Борхесов-Кортасархесов, то ровно с теми же основаниями следует включать в нее и Акутагаву с Миядзаки. (Нечего удивляться, кстати, что между этими - сажем так: евро-ориенированными культурами возникает некое полумистическое сродство, "влечение - род недуга"; вспомните дивную новеллу Акутагавы "Вальдшнеп", в коей Толстой с Тургеневым принуждены автором разруливать возникший между ними конфликт, действуя чисто в рамках самурайской этики). Да, конечно - в современной японской культуре наличествует не только Акутагава, но и Кавабата (чистый дзэн); так ведь и у нас, в России, хватает отмороженных "деревенщиков", читать которых можно лишь с чисто познавательно-этнографическими целями... Тем же из российских критиков и культурологов, кто отказывает японцам в принадлежности к европейской культуре ("Японское общество является квазидемократическим, лишь мимикрирующим под парламентаризм западных держав... И точно так же "японская наука" не есть явление гомологичное "всемирной", то есть европейского образца, науке") так и хочется сказать: "Да вы на себя-то поглядите! Европейцы, блин..."

Тут могут возразить, что "европейская" (точнее - "евроатлантическая") культура по нынешнему времени, дескать, просто поглотила и растворила в себе все остальные, в том числе и японскую - эдакая культурная глобализация. Ну, вроде как английский стал нынче подлинным языком межнационального общения, в точности как латынь для Средневековья, вполне естественным образом войдя в нашу жизнь по двум каналам - через персональные компьютеры и через молодежную субкультуру (и похоронив при этом, раз и навсегда, любые искусственные прожекты вроде эсперанто)... Однако аналогия сия обоюдоострая: ведь наличие универсального, "от Лиссабона до Сингапура", компьютерно-тинэйджерского пиджин-инглиша отнюдь не отменяет существования на этом пространстве всех прочих языков - в том числе и натурального языка Мильтона и Шекспира.

Так что ни нобелевский лауреат Воле Шойинка, ни многострадальный Салман Рушди к европейской культуре не принадлежат никоим образом - невзирая на все свое оксфордско-гарвардское образование и парижскую прописку. Да и может ли оно быть иначе, если антропологами экспериментально показано, что, к примеру, для представителей австралоидной расы само пространство и время организованы иначе, чем у нас - что, кстати, и делает столь захватывающе интересной не только живопись Альберта Наматжиры, но и космогонию аборигенов (интересной - подчеркиваю! - не для фольклористов, а для физиков). Соответственно, каждый из этих художников работает в рамках своей социокультурной традиции, и для всех них "европейская культура" есть не более чем универсальный трансляционный механизм, протокол общения, позволяющий донести до нас (и друг для друга!), собственные смыслы - пусть и с неизбежными погрешностями.

Так вот, одна из основных мировых культур, чью автохтонность и обособленность от европейской никто никогда не подвергал сомнению китайская. И по любым соображениям - историческим, геоэкономическим, религиозным - Япония вроде бы должна всецело принадлежать к социокультурной периферии Китая; должна - но ведь не принадлежит, обнаруживая при этом отчетливые связи с бесконечно далекой во всех отношениях Европой!

Эту уникальность Японии можно проиллюстрировать одним простым примером. Означенная социокультурная периферия Китая включает в себя, помимо Японии, кучу стран: Тибет, Корею, Вьетнам, чуть более опосредовано - остальные страны Индокитая и Малайский архипелаг. Сам Китай дал миру Великую литературу; а вот ни в одной из его стран-сателлитов сколь-нибудь заметной (в мировом масштабе) литературы так и не возникло - кроме, ясное дело, Японии... (Представляю, как оскорбятся на этом месте иные гуманитарии: "Не надо, знаете ли, выдавать собственное невежество за..." - но давайте называть вещи своими именами. Думаю, любой россиянин (из тех, кто еще сохраняет привычку читать) с легкостью назовет, в режиме "Интеллектуального марафона", с десяток японских авторов - от Басе до Мисимы и Кобо Абэ, с полдесятка китайских (тут много хуже с современностью - кроме Лао Шэ и Гао, так вот, сходу, мало чего сообразишь), но вот корейских или вьетнамских... Или взять известную серию "Азбука-классика", ориентированную как раз на такого массового читателя: много японцев (Сэй Сенагон, Кавабата, Акутагава, Сайкаку, Танидзаки), немного китайцев (Пу Сун Лин с его "Лисьими чарами" и Ли Юй) - и никакой более азиатчины...)

Однако есть, как уже сказано, и вполне устоявшаяся точка зрения, будто все социокультурное сходство между Японией и Европой носит чисто внешний, конвергентный характер; дескать, вон дельфин с акулой тоже внешне схожи - и что ж с того?.. ("При внимательном изучении истории Японии можно видеть, что явления, внешне очень сходные с теми, что мы не раз встречали на Западе, не гомологичны им, а лишь внешне похожи, но имеют совершенно иную природу, то есть аналогичны.") Логическая цепочка тут в общих чертах такова.

В современном мире "выделяется всепланетная индустриальная культура Запада, ориентированная на линейное время, материальное благосостояние и систему культурологических констант, порожденных семантическим спектром понятия "личность". Далее - страны Востока: Тибет, Индия, Китай, Япония. Мир-экономика с циклическим временем, приматом духовного над материальным и коллективного над личным. Полное зеркальное отражение европейских ценностей. Наконец, Юг, страны ислама. Очень позднее, произошедшее уже в историческую эпоху, расщепление европейской цивилизации. Заменен только один параметр, причем новое значение взято у Востока: масса вместо личности и (следовательно!) вера вместо знания" (С.Переслегин). Итак, ключевым для этой классификации является понятие "личность" и все то, что с ним связано.

Что же касается "личности", то корни этого понятия (тут не поспоришь!) и вправду христианские. Собственно, христианская трансцеденция за тем и была востребована античным социумом, который в мучительном кризисе изживал архаические, патерналистские формы организации: Всеблагой Господь, Отец Небесный нужен человеку именно как сугубо индивидуальная, внесоциальная моральная опора - на случай, если требуется означенному социуму противостоять. Другое дело, что окончательная "доводка" (под современный стандарт) этой самой "личности" происходила как раз в процессе поэтапной секуляризации мира: эпох Возрождения и особенно Просвещения... Ну, а поскольку Япония, как известно, - страна нехристианская, не знавшая ни Реформации, ни Просвещения, то и взяться всей этой "личностности" было просто неоткуда: "Коллективизм традиционного японского общества был таким, что не было даже специального слова для обозначения индивидуальности. Характерно, что такое слово (кодзин) зафиксировано только в 1890 г. Сама проблема индивидуальности, возможности противостояния целей общества и индивидуума, появилась в Японии только после событий Мэйдзи... Современная японская литература ярко демонстрирует именно это качество: вброшенная в Новое время Япония воспринимает индивидуацию как отвратительное и неестественное одиночество" (Г.Ю.Любарский).