Алексей Резник - Черная Шаль. Книга 1 Страница 2

За праздничным столом установилось молчание, белая изящная ручка Светы с зажатым в ней бокалом шампанского, замерла в воздухе, доктор физико-математических наук Терник не донес до разинутого рта кусок жирной олютерской селедки, надетом на зубчики серебряной вилки, а брюнетка Люба, вообще, легонько взвизгнула – настолько неожиданно страшным сделался взгляд Александра за стеклами очков. Грешным делом, все подумали, что столь жутким образом ему в голову ударила водка и новогоднее торжество окажется напрочь испорченным, как следует не успев начаться.

– Сашка, ты – что?! – с плохо скрытым беспокойством спросил Славка, надеясь, что ничего страшного с его другом не произошло. И, к счастью, правда – пока, он оказался прав. Мутноватая идиотическая пелена медленно покинула поверхность глаз профессора Морозова, и он вновь посмотрел на старого друга и мимолетных ветреных подруг взглядом сильно подвыпившего, но психически несомненно нормального человека. Шумно выдохнув застоявшийся в легких воздух, с откровенно напускной веселостью в голосе он залихватски предложил:

– А ну-ка давайте поскорее еще водки выпьем и закусим на славу! Горяченького бы сейчас очень кстати оказалось бы! Страшно захотелось горяченького! Славка – давай, наверное, пельмени начнем варить! Вы, девчонки, как – не против?! – Саша суетливыми движениями начал разливать по хрустальным рюмкам холодную водку, но, тем не менее, постоянно смотрел сквозь наполняемые рюмки куда-то или на что-то, чего вовсе не было в комнате. Ни с кем не чокаясь и не ожидая, когда рюмки возьмут остальные, он залпом выпил свою порцию, закусил свеклой в чесночно-майонезном соусе, потряс головой из стороны в сторону и прохрипел блаженно:

– Вот теперь по-настоящему хорошо стало! Все – нет никого, никого не вижу и никого не слышу, и не услышу! Вот вам всем!!! – из пальцев обеих рук он сложил кукиши и показал их занавешенным тюлевыми шторами окнам.

Люба тихонько присвистнула, а Саша зло зыркнул на нее сквозь очки, опустил руки и раздраженно сказал:

– Да не сошел я с ума, не пугайтесь – еще вот водки выпью и окончательно все в норму придет!

– Пошел я, короче, пельмени ставить! – нарочито громко произнес Слава Терник, внимательно разглядывая Сашу. – Девчонки – кто мне поможет?!

– Славка – прекрати так на меня смотреть! – досадливо махнул на него рукой Саша. – Не рехнулся я – еще раз повторяю! Вместе все пойдем – пельменями займемся, – он пружинисто поднялся на ноги, обхватил Свету за тонкую теплую талию и легонько прижав девушку к себе, повлек ее на кухню.

Кризис, казалось бы, миновал. Уже через двадцать минут вся компания, как ни в чем не бывало, спокойно сидела за столом и дружно кушала вручную слепленные пельмени со смешанным говяжье-свиным фаршем. Ели неторопливо, окуная пельмени в томатный и чесночно-уксусный соус, смаковали сочную, нежную, ароматную начинку, не забывая припивать холодной водкой и вели легкую неторопливую беседу. Говорили, в частности и о том – кто, когда и почему назвал этот район Лабиринтом Замороженных Строек. Света, например, долго-долго морщила чистенький, не вспаханный никакими морщинами лобик, вспоминая какую-то старинную информацию, связанную с Замороженными Стройками, и вспомнила, наконец:

– Я еще девчонкой совсем была – мальчишки соседские у нас на этих стройках пропали.

– Как понять – пропали?! – с хорошо заметным, даже нездоровым, несколько лихорадочным интересом спросил Саша и даже немного подался туловищем вперед к сидевшей напротив через стол Свете.

– А так – пошли играть в «войну» там или в «казаков-разбойников» на эти стройки и пропали, не вернулись домой. Сначала их родители искали, потом – милиция, все там, весь мусор перерыли, но ничего и никого не нашли. Никаких следов. Осенью, помнится, это случилось – в октябре, дожди еще шли, погода такая мерзко-пакостная стояла… бр-р-р. Один мальчик с нами через стенку жил – Коля Ягодин. Хорошенький такой мальчишка был – «лен с васильками». С мамой жил и бабушкой. Бабушка вскоре умерла, а мама с ума сошла…, – Света умолкла и смахнула из уголка правого глаза нечаянно набежавшую слезу. Слеза, безусловно, была пьяной, но тем не менее за столом установилось вполне трезвое молчание. Тяжелое, почти тревожное и очень напряженное молчание. Славка Терник хмурил брови, рассеянно вертел в пальцах пустую рюмку и первым же нарушил затянувшуюся тягостную паузу:

– Я тоже кое-что слышал об этих стройках от одного своего приятеля-мента. За одиннадцать лет их существования там пропало тридцать два человека (Саша невольно вздрогнул, услышав приведенные данные). Это только, заметьте, официально пропало. Бомжи, естественно, не учитывались.

Саша хмыкнул в кулак и произнес:

– Странно это все как-то звучит и нелепо немного. Зачем, спрашивается, нормальных людей может тянуть на какие-то заброшенные стройки?! Я понимаю бомжей – они любой крыше над головой рады, а вот… меня, к примеру, взять. С чего бы ради мне вдруг бы понадобилось переться на эту стройку?! Можешь ты мне это, Слава, объяснить?! – он широко развел в стороны руками и возбужденно поблескивая глазами за стеклами очков выжидательно уставился на Славу.

– Стройматериалы, Саша, – как можно уравновешеннее и спокойней растолковал другу Терник, – Цемент, арматура, деревоплита и прочее, и прочее – на брошенных стройках частенько оставлялось много достаточно ценных материалов… – он что-то продолжал объяснять и дальше, но Саша теперь уже не слышал Терника, а видел лишь, как совершенно беззвучно шевелились его губы. Так стало происходить потому, что в ушах профессора зазвучал теперь другой голос, отвечающий на недавно заданный им вслух вопрос: «С чего бы ради мне вдруг понадобилось бы переться на эту стройку?!»…

– «…Потому что никто кроме тебя не услышит нас, и никто не сумеет понять, и никто не сможет помочь. Ты будешь ходить к нам в гости каждую ночь, будешь, обязательно будешь, иначе…» – дребезжащий сухой голос, видимо, очень и очень древней старухи на несколько секунд поселился у Саши в ушах, вытеснив все земные звуки. Но почему-то непрошеный голос резко прервался, и он так и не узнал, что должно было прозвучать после слова «иначе». Теперь он вновь начал слышать голос Славы, но совсем не понимал смысла им произносимого, странно поразил его взгляд Светы, смотревшей ему в глаза с искренней, неизвестно откуда взявшейся, едва ли не материнской, заботой. Он подумал, что Света молча – одними глазами, спрашивает: «Что с вами, Александр Сергеевич?» А он ответил ей, да и всем остальным, вслух:

– Меня позвала в гости чья-то старая-престарая, нет – мертвая, бабушка.

– Все-таки допились! – сокрушенно выдохнул Славка, но Саша опять не услышал слов друга. На секунду в Сашиных ушах вторично прошелестел перелистываемыми холодным сквозняком газетными обрывками голос чьей-то мертвой или никогда не существовавшей бабушки. На этот раз бабушка сумела продекламировать лишь одно диковинное слово: «Въейцехейлейгъз», причем твердые знаки улавливались им совершенно четко.

– Я, пожалуй, пойду в спальню – мне плохо, – с трудом ворочая языком, проговорил Саша, поднимаясь с кресла и нетвердо зашагав в сторону своей спальни, – Вы уж как-нибудь без меня тут допразднуйте…

Хозяин квартиры смутно догадался, почти никак не среагировав на ее порыв, что под правую руку его заботливо и нежно подхватила Света и помогла добраться до кровати, полагая, что профессор смертельно пьян. Но он не стал ложиться, а сел в стоявшее рядом с кроватью кресло и попросил Свету:

– Открой, пожалуйста, окно, в смысле, шторы отдерни.

Света с готовностю раздвинула тюлевые шторы, и они оба увидели оконные стекла, напрочь заросшие густыми ледяными джунглями, освещенными неярким голубоватым светом тусклой зимней луны. Сквозь прозрачные голубоватые джунгли на противоположной стороне улицы смутно угадывались контуры недостроенной двенадцатиэтажки.

– Садись, Света рядом, – Александр Сергеевич указал ей рукой на кровать – больше в спальне сесть было не на что. Но Света решила иначе, поставив предусмотрительно захваченные бутылку водки, две рюмки и тарелку с пельменями рядом с креслом, и вместо кровати уселась профессору на колени, обвив ему шею руками. Выражение почти материнской заботы, скорее всего, сейчас бесследно исчезло из красивых Светиных глаз, и эта мысль почему-то расстроила Александра Сергеевича. Он разнял руки девушки на своей шее и вернул их в естественное положение:

– Зачем тебе это нужно, Светик. Мне сейчас только что, когда мы сидели со всеми за столом, так понравилось, когда ты на меня посмотрела взглядом любящей жены. Но это, вероятно, была случайность…

– Нет-нет, Александр Сергеевич! – с жаром воскликнула Света, – Вы не подумайте – я не такая, во всяком случае – не хочу быть такой! Я посмотрела на вас так потому, что… – дальше он ее, как и несколько минут назад Терника, не слушал. Сквозь жаркое водочное дыхание каявшейся Светы и терпкие испарения ее каким-то незаметным образом все же оказавшимся полуобнаженным, тела округлившийся от изумления правый глаз Саши Морозова увидел, как в таинственных глубинах ледяных джунглей оконного стекла спальни под кронами папоротников и пальм зажигались разноцветные бенгальские огни, и прошло по меньшей мере полминуты, прежде чем до него дошло, что это во всех квадратах черных окон «замороженной стройки», возвышавшейся через дорогу напротив, один за другим робко загорались бледные нежно-голубые, нежно-желтые и нежно-зеленые призрачные огоньки, придавшие зданию умершей некогда новостройки загадочное и странное очарование.