Татьяна Левченко - На берегах пространств. Фант-реал Страница 2

Так вот, приходил, не гнушался Андрюха, и став уже вовсе солидным, хоть всё таким же худющим, мужиком. Спрашивал «за жизнь», деньгами подсоблял. «С гонорара» – говорил. Вот и после того случая, с пожарными, как узнал-прослышал? Подошёл прямо здесь, на этом месте, глянул-обжёг глазищами. Чтобы не возвышаться двухметровым почти ростом над калекой, присел, как в детстве, на корточки – и даже коленки острые так же над плечами выставились.

Саша тогда ему и сказал: сами, мол, деревья горят. Жить им, что ли, надоело? И про звон сказал. И ещё добавил, сам не знает, почему:

– А если им сказать: не надо, мол, живите? Как думаешь, – перестанут?

Андрей долго тогда смотрел в сморщенное, ветрами и солнцем попеченное, Сашино лицо, в блёкло – серые старческие глаза.

– Попробуем… – только и сказал.

И вот… «В самом эпицентре…» Саша потёр заскорузлой ладонью грудь, где бесновалось, частило сердце, и приготовился слушать.

I

– Уже?.. Пора? – слова-мысли чуть заметно встревожили пространство лёгким волнением.

Альхос, восприняв их, повернулся вместе с креслом к сидящей рядом, у пульта, Онии. Его глаза непроницаемого цвета Космоса излучали любовь и бесконечную нежность.

– К Переходу всё готово, – ответил он, указав на два ложа овальной формы в нише у стены помещения. – Но у нас есть ещё время. Ты встревожена, Ония. В таком состоянии нельзя идти в Переход. Ты же знаешь… – Альхос с мягкой озабоченностью смотрел на подругу.

Ония обернулась к стене, окидывая взглядом подготовленную аппаратуру. Над ложами, закреплённые силовым полем, зависали прозрачные крышки, повторяющие их форму. Все механизмы, обеспечивающие надёжность Перехода, были укрыты в основаниях лож и проводниками энергии соединены с пультом управления, на котором только что Альхос закончил подготовительные операции. Оставалось только занять места… Ония встретилась взглядом с Альхосом.

– Ты же знаешь, – повторил он, – тревога, неуверенность ослабляют твою личность.

– Да. И всё же… Это сомнение… А правы ли мы, решив вмешаться? Ведь это так тонко! Малейшая ошибка, оплошность, и – всё может обернуться непоправимым…

– Нет, Ония! Ты не должна сомневаться: сами себя мы контролируем, тройное дублирование контроля здесь, на Станции… Если же Личность окажется более сильной, она останется Личностью жителя Планеты. И никакого вреда не принесёт.

– … Если Личность окажется сильной… – эхом отозвалась Ония. – Я и этого страшусь, Альхос! Если Личность окажется сильной, что мы сможем поделать?! И сумеем ли тогда вернуться? Не воздействует ли она на одного из нас или даже на обоих, на сущность нашу так, что мы больше никогда не сможем вырваться с этой Планеты, никогда не встретимся, не воссоединимся в Священном Слиянии Творения Прекрасного?!

– Ония! – Альхос с мягким укором загляну в чистую бирюзу глаз подруги.

Но она остановила его плавным жестом четырёхпалой руки, гибкой, как и всё тело, облегаемое плотным слоем защитной оболочки, которая непосвящённому показалась бы серебристо – серой кожей, оставляющей открытым только лицо, почти правильным треугольником, обращённым вершиной вниз, обрамляя его. Большую часть лица занимали огромные, без зрачков, глаза, немного скошенные к слабому намёку на нос, ниже которого, почти у самой вершины треугольника, обозначавшей подбородок, виднелась узкая безгубая полоска ротового отверстия, остававшаяся во время беседы в бездействии: творцам нет необходимости использовать звук для передачи мыслей. А внешность их, которую им придавала защитная оболочка, просто приблизительно копировала внешность жителей Планеты, что проплывала сейчас, такая нежно – печальная, на экране внешнего обзора.

Ония смотрела на планету. Потом снова повернулась к Альхосу.

– Всё-таки, почему они начали гореть? Почему деревья? По всей Планете столько потенциальных очагов возгорания: гниющие болота, огромные нефтяные пятна в морях и океанах, выходы газа на местах заброшенных и действующих месторождений… Конечно, и в этих местах случаются пожары, и от брошенного костра сгорают целые лесные массивы. Но это – совсем иное… Деревья… отдельные деревья… и всё больше, всё чаще… почему?

– Но ведь это мы и должны выяснить, Ония! Месторождения, водные пространства – дело других Творцов. Они работают над этим. Нам же с тобой определена для исследования зелёная зона. Как сами жители её называют: лёгкие Планеты, её душа…

– … Её душа… – снова повторила Ония вслед за другом. – … Её душа… Альхос! – раздавшийся звук голоса заставил того вздрогнуть. – Альхос! – уже мысленно продолжала Ония. – Я вдруг подумала: не в этом ли вся суть, что зелёный покров Планеты – душа её. И каждым отдельным деревом, каким-то способом она связана с душами людей. Потому и гибнут люди, когда сгорают ИХ деревья. Но… почему же они горят?!

– Не будем спешить с выводами. Всё это нам предстоит выяснить. Но, может быть, потому, почему и мы с тобой, Ония, идём сейчас в Переход. Идём вопреки страху, что можем не вернуться. На планете подобное называется самопожертвованием.

Возможно, душа Планета, отчаявшись от безумств жителей, решила воздействовать на них таким вот образом. Ведь, сгорая в самопожертвовании, душа излучает невиданной силы энергию, которая очищает, облагораживает всё и всех, к чему и кому прикоснётся.

– Но… при этом гибнут люди!

– Что сделать! Видимо, во всём Космосе нельзя при спасении большего обойтись без жертв. Гибнут те, кто наиболее прочно связан с душой Планеты, с Природой. Их освободившаяся энергия, сливаясь с энергией горящих деревьев, усиливает её очищающее воздействие на оставшихся.

– Если так, то зачем, почему мы должны вмешиваться и гасить это очищающее пламя?!

– Потому, Ония, что душа лишена разума. И в порыве самопожертвования может сгореть до основания. А это значит – погибнет всё население, весь живой мир: Планета останется без кислорода. Мы же призваны спасти эту, такую ещё юную, цивилизацию. На то мы и Творцы Прекрасного. Пусть даже мы с тобой не сможем вернуться – за нами пойдут другие, которые сумеют всё сделать. Или мы вернёмся преображённые настолько, что товарищам придётся законсервировать наши сущности. Но мы не канем в Вечность: мы оставим здесь своего преемника. Всем парам, идущим в Переход, разрешено это здесь, на Станции.

Ония задумчиво вглядывалась в проплывающую на обзорном экране голубую Планету. В разрывах облачности, смешанной с дымом пожаров, копотью из труб промышленных предприятий, мелькали очертания материков, проблески яркой синевы морей и океанов. Она знала, что водная поверхность изуродована огромными нефтяными пятнами, разным мусором, косяками мёртвой рыбы, безвольно носящимися по волнам. То же было и на суше: грязь, пожары, обезображивали поверхность почти всей Планеты.

Но отсюда, из Космоса, она выглядела невыразимо прекрасной. Беззащитной в своей нежной голубизне, ореолом окутывающей её всю. Беспомощной, испуганной, в отчаянии решившейся на крайний шаг самопожертвования. И страшась этого шага, и крича своим видом о помощи, и… пугаясь этой помощи.

Зов её услышан. Творцы на орбите.

Тёплая нежность сквозила из глаз Онии. Беззвучно летели в пространство слова:

Не пугайся просторов Вселенной,Одинокая звёздочка – боль!Я пришла. Привыкай постепенно:Я отныне – навеки с тобой.Я – любовь, я – надежда и вера.Я тебе – милосердной сестрой.Я пришла. Я стучусь в твои двери.Я стучусь в твоё сердце: открой!

– Я готова! – Ония повернулась к Альхосу. Твёрдая вера в необходимость ответственного шага лилась из её огромных бирюзовых глаз.

– Вот и хорошо. Я чувствую – спокойствие вернулось к тебе. Теперь ничто не стоит между нами перед нашим последним Слиянием.

– Последним?.. – взгляд Онии слегка затуманился.

– Последним перед Переходом, – поправился Альхос. – Мы соединимся в Священном Слиянии Творения Прекрасного, оставим своего преемника и уйдём в Переход на высшей точке очищения сущности.

Переместившись в центр помещения, Альхос мягко провёл ладонями вдоль тела, убирая, гася защитную оболочку. Без неё сущность его, лучась голубям сиянием, постепенно теряя очертания конечностей, обратилась плотным плазмообразным облаком яйцевидной формы.

Ония с нежностью наблюдала за приготовлением своего друга. Она немного задержалась, приблизилась к панели, где спокойно перемигивались огоньки, сигнализирующие о готовности аппаратуры принять две светящиеся пульсирующие жизни. Принять, погасив их сияние, перенеся сознание в чёрное неизвестно и заботливо, чутко охранять часы, годы, тысячелетия, дожидаясь, когда вновь они вспыхнут тёплым свечением возвратившегося сознания. Или так и не дождаться этого мига…