Алексей Черныш - Правило случайного номера Страница 2

В том, что черный рынок живой человеческой ткани был действительно уничтожен, сомневаться не приходилось, равно как и в том, что на самом деле нигде не было никакой коррупции в этой сфере, даже в самых коррумпированных странах мира. Это казалось странным до невозможности, и тем не менее это было именно так. Очевидно, для всего этого должны были быть какие-то очень веские причины.

Во-вторых, в чем был смысл особой жестокости, с которой в отеле, где жил Петр Никифорович, собирались образцы? Разве нельзя было делать тоже самое в хорошо освещаемых и стерильных условиях медицинского кабинета, под контролем хирургов, без топоров, садовых ножниц и электрических пил?

Кроме Галины, Петр Никифорович познакомился и с другими жертвами правила случайной комнаты. Всех жертв объединяло нечто общее – отнимали у них, чаще всего, почти целиком какой-то крупный двигательный орган, то есть руку либо ногу. Раны всегда выглядели чудовищно, особая жестокость забора образца всегда была очевидна. Однако нечувствительный к деталям ум Петра Никифоровича не замечал несоответствия между целой отнятой конечностью и легендарным проданным мизинцем левой ноги, его занимала лишь непонятно для чего необходимая особая жестокость сотрудников отеля.

Глава 3

Ум у Петра Никифоровича был не очень чувствителен к деталям, однако его органы восприятия, в особенности слух, были настроены очень тонко.

– Знаешь – рассказывал он как-то Галине за ужином, смакуя очередные кулинарные изыски отельных поваров – странное дело. Утром сегодня на пляже проходил какой-то парень, молодой, волосатый, и у него музыка играла из приемника. Пели по-русски, но я разобрал только одну фразу, звук был такой, как будто качественно сделанная запись была впоследствии умышленно пропущена через старый советский телефон и в другой комнате снята микрофоном с громкоговорителя. Я это сразу себе представил, я ведь в молодости увлекался всем этим, паял усилители на лампах, радиоприёмники собирал на только появившихся тогда транзисторах, даже пару раз записывал только-только поднимавших головы рокеров…

Из воспоминаний о молодости Петра Никифоровича выдернул вопрос Галины, прозвучавший одновременно как-то излишне резко и излишне вкрадчиво. Она спросила:

– Какую фразу? Ты разобрал какую фразу?

– Что? Фразу? А… Сейчас… Что-то про фиолетовый разум кажется…

ФИОЛЕТОВЫЙ РАЗУМ ВСЕГДА ЭТО ЗНАЛ

и потом… кажется, так было:

МЕЖДУ ЭТИМ И ТЕМ – ПУСТОТА

Петр Никифорович бросил вопросительный взгляд на свою подругу, и, заметив какой-то странный, болезненный оттенок серо-золотого в её обычно спокойных и красивых зелёных глазах, сразу заволновался: «Галюша, пойдем-ка домой сейчас, я же тебе говорил – перегреешься в такую жару».

В тот вечер обычно словоохотливая Галина более не проронила ни слова, по требованию Петра Никифоровича послушно выпила успокоительного, легла в свою любимую кровать на балконе, и долго лежала неподвижно, уставившись широко раскрытыми глазами прямо в звёздное небо.

А Петр Никифорович заснул быстро. Ему снился далекий 1985 год, большие сугробы, и наполовину утопленные в них огромные транспаранты с лозунгами «УСКОРЕНИЕ» и «БОЛЬШЕ СОЦИАЛИЗМА!». Как это с ним часто случалось, Петр Никифорович осознал себя во сне, вспомнив, что ведь все это он уже видел когда-то, и, получив контроль над содержанием собственного сновидения, стал предпринимать попытки скорректировать ход исторических событий таким образом, чтобы Советский Союз через шесть лет вместо своего развала стал бы еще сильнее и краше, чем был в 1985м. Как оказалось, такая корректировка была невозможна даже в осознанном сновидении, не смотря на все усилия, пружина Перестройки разворачивалась со всей своей гибельной для страны неумолимостью, и после принятия решения об отказе от однопартийной системы Петр Никифорович проснулся, аккуратно записал содержание сновидения в специально заведенный для этих целей блокнот, лежавший рядом с кроватью, и, грязно выругавшись, встал, чтобы выпить воды.

Конец ознакомительного фрагмента.