Филип Дик - Наркотик времени Страница 2

— Но на этих митингах приходится молиться и петь, проговорила Кэти, — а они нужны им только для того, чтобы продать побольше облигаций.

— Для кого ты купила эту чертову упаковку?

— Для Вирджила Акермана, для кого же еще? — Выпустив две аккуратные струйки дыма, она добавила: — Или ты думаешь, что мне все равно, где работать?

— Конечно, лишь бы тебе хорошо платили…

— Что бы ты ни думал, Эрик, — поколебавшись секунду, сказала Кэти, — удерживает меня здесь не только высокое жалование. Мне кажется, что своей работой здесь мы приближаем победу.

— Здесь? И как же?

Дверь кабинета отворилась; в дверях стояла мисс Перс, среди неясных очертаний ее тела на фоне дверного проема явственно проглядывалась почти горизонтальная линия ее высокой груди.

— Извините за беспокойство, доктор, пришел мистер Джонас Акерман — внучатый племянник мистера Акермана из формовочного.

— Как дела в формовочном, Джонас? — приветствовал гостя Эрик, протягивая ему руку. Внучатый племянник главы фирмы приблизился, и они обменялись рукопожатиями. — Кто-нибудь вылупился в ночную смену?

— Если кто и вылупился, — парировал Джонас, — то он притворился рабочим и спокойно ушел через главный вход. — Заметив Кэти, он произнес: — Доброе утро, миссис Свитсент. Кстати, я видел ваше новое приобретение, которым вы обзавелись для нашего Вашин-35, — машину, которая так похожа на жука. Кажется, “фольксваген” или что-то вроде этою.

— “Крайслер”, — отозвалась Кэти, — это была хорошая машина, но с одним недостатком — слишком слабые рессоры для такого количества металла. Из-за этого ее никто не брал.

— Да, — вздохнул Джонас, — быть в чем-то профессионалом, это великолепно. Хотя бы паршивый ренессанс — я имею в виду настолько глубоко овладеть предметом…, — Заметив помрачневшие лица обоих Свитсентов, он запнулся. — Я, кажется, помешал?

— Дела фирмы прежде всего, — заявил Эрик. Он был рад любому вмешательству, пусть даже этого младшего отпрыска разветвленного родового клана. — Ступай, Кэти, — обратился он к жене, даже не пытаясь придать своему тону видимость шутливости. — Мы поговорим за обедом. Я слишком занят сейчас, чтобы тратить время на выяснение способности механических сборщиков налогов лгать. — Он проводил жену до дверей; на этот раз Кэти не пыталась сопротивляться. Спокойно и безучастно она дала себя проводить. Эрик сказал: — Похоже, весь мир задался целью над тобой насмехаться. Все клевещут и сплетничают. — Он захлопнул за ней дверь.

Помолчав, Джонас Акерман пожал плечами и заявил:

— Ничего не поделаешь, это и есть брак. Узаконенная ненависть.

— Что ты хочешь этим сказать?

— О, это сквозит в вашей беседе, это чувствуется ясно, как дыхание смерти. Следовало бы издать приказ, запрещающий мужьям работать в одной фирме с женами. Пожалуй, даже в одном городе, — он улыбнулся, при этом его молодое лицо мгновенно потеряло последние остатки серьезности. — И все-таки она хороша, это верно. Вирджил постепенно уволил всех своих сборщиков старья, с тех пор как Кэти устроилась на эту должность… она ведь говорила тебе об этом…

— Много раз. “Почти каждый день”, — с горечью подумал он про себя.

— Почему бы вам не развестись?

Эрик пожал плечами — жест, призванный показать глубокие философские основания. Он от души надеялся, что это ему удалось. Видимо, не совсем, поскольку Джонас спросил:

— Хочешь сказать, что тебе это нравится?

— Я хочу сказать, — проговорил он задумчиво, — что я уже был один раз женат и все было не лучше, Если я разведусь с Кэти, мне снова придется жениться, потому что я так устроен, устроен таким образом, что я вижу себя только в одной роли — роли мужа и отца, домочадца и кормильца семьи, и следующий брак будет таким же из-за моего характера. Он поднял голову и посмотрел на Джонаса взглядом, в котором попытался продемонстрировать возможно большую долю мазохизма.

— Что, собственно, ты хотел, Джонас?

— Небольшая экскурсия, — отрывисто произнес Джонас. — На Марс. Поедут все, и ты в том числе. Конференция. Мы с тобой можем выбрать места подальше от старикана, так что нам не надо будет рассуждать о делах фирмы, войне и Джино Молинари. А поскольку полетим мы на большой ракете, у нас будет по шесть часов в каждый конец. И ради Бога, чтобы не стоять всю дорогу на Марс и обратно, давай позаботимся о билетах.

— Сколько времени это продлится? — ему совсем не улыбалось потерять на поездку кучу времени — слишком много работы здесь.

— Наверняка вернемся завтра или послезавтра. Слушай, у тебя есть прекрасная возможность отдохнуть от жены: Кэти остается здесь. Смешно конечно, но я заметил, что старикан не выносит присутствия в своем Вашин-35 экспертов по древностям… он обожает погружаться, так сказать, в очарование этого уголка… и чем старее он становится, тем сильнее. Когда тебе тоже стукнет сто тридцать, ты начнешь понимать…, может начну и я. Как бы то ни было, нам надо ехать, — он добавил, уже серьезнее: — Ты, наверное и сам знаешь это, Эрик, ты ведь его врач. Он никогда не умрет; он никогда не найдет в себе силы принять тяжелое решение — как это называют — не важно, что откажет и что надо будет заменить у него внутри. Иногда я завидую его оптимизму. Его любви к жизни. Тому, что он считает ее такой важной. А мы — жалкие смертные. В нашем возрасте, — он взглянул на Эрика, — в несчастные тридцать или тридцать три.

— Я тоже большой жизнелюб, — откликнулся Эрик. — Я всегда был в порядке. И я еще долго не собираюсь сдаваться, — Он извлек из внутреннего кармана счет, который оставил ему механический сборщик. — Припомни-ка, примерно три месяца назад, не наталкивался ты на пачку “Лаки Страйк” с зеленым в Вашин-35? Подарок Кэти?…

После продолжительной паузы Джонас Акерман сказал:

— Жалкий ревнивый нытик. И это все, о чем ты способен задуматься? Послушай, доктор, если ты не можешь сосредоточиться на своей работе, с тобой все кончено. Два десятка хирургов-трансплантаторов ждут — не дождутся удобного случая, чтобы попасть на работу к такому человеку, как Вирджил с его весом в бизнесе и в военной программе. Тебе просто-напросто повезло. — Это выражение — странная смесь сочувствия и осуждения — немедленно возымело эффект, подстегнув Эрика. — Лично и, если мое сердце выйдет из строя, чего при нашей жизни, скорее всего, недолго осталось ждать, не буду особенно стараться, чтобы попасть к тебе. Ты слишком поглощен своими личными делами. Ты живешь только для себя, а не для нашего межпланетного союза. Боже мой, разве ты забыл, что идет война не на жизнь, а на смерть?! И мы проигрываем эту войну. Нас могут стереть в порошок в любую минуту, черт бы тебя побрал.