Марина Дяченко - Соль Страница 2

Но все когда-нибудь надоедает, елки-палки! Виталик уже не в том возрасте, чтобы жертвовать личной жизнью ради будущих результатов. Третье место было последней каплей; тренер предупреждал, что «выезжать на таланте» дальше не получится. Ну и не надо. Хватит с него большого спорта.

Он не вышел на награждение, как ни ругался тренер. Спокойно переоделся в пустой раздевалке, бросил в сумку мокрые плавки, полотенце, положил в футляр очки. Был конец мая. При мысли о том, что завтра с утра не надо тянуться на тренировку, на душе делалось отрешенно-весело и очень-очень легко.

Проснувшись рано утром, он с новой силой испытал это чувство. Позавтракал и побрился (последние полгода он брился регулярно, и всякий раз после трех часов дня на его подбородке проступала мужественная тень нарождавшейся щетины). Отмахнулся от вопросов матери: нет, в бассейн не пойдет, бросил спорт, окончательно… Как бросил? Да очень просто. Давно к этому шло.

Оставив мать в растерянности, он закинул сумку на плечо, вышел на залитую солнцем улицу и не спеша направился к пляжу.

Крем для загара покрывал кожу маслянистой пленкой. Виталик вышел к кромке прибоя, развернулся лицом к солнцу и потянулся, играя мышцами. На него глазели девчонки, сбежавшие с утренних занятий, холеные женщины с тонкими сигаретами, полные дамы, надежно укрытые в тени пестрых тентов; на него ревниво поглядывали друзья и спутники девчонок, женщин и дам. Виталик нырнул, проплыл под водой метров десять, вынырнул и двинул к горизонту небрежным кролем, оставляя за собой две расходящиеся волны, чувствуя, как тянутся следом ниточки взглядов…

В первые дни судьба благосклонно улыбалась Виталику: от телок отбоя не было. Подворачивались разные, загорелые и не очень, тощие, фигуристые, по-щенячьи веселые и флегматичные, как овцы. Он болтал, красовался и слизывал с чьей-то упругой груди талое мороженое пополам с песком. Закрутил роман с блондинкой, у них был стремительный секс в кабинке для переодевания и еще раз в другой кабинке, а потом блондинка ему надоела, и он надоел блондинке, на ее месте оказалась бойкая девочка лет семнадцати, пухлая, с белой жировой складочкой над приспущенным брючным ремнем. И от этой девочки не было возможности отделаться; вечером он сидел в приморском кафе, немного усталый и разочарованный, она сидела напротив и говорила без умолку, а Виталик потягивал пиво из бутылки и скучал по своему бассейну.

Может быть, он асексуал? Или просто перегрелся на солнце? По всему выходило, что, получив свободу, он должен ловить кайф, а кайф поманил и ушел в глубину, словно хитрая рыба. В кафе гремела музыка, заглушала слова девчонки напротив, но она все равно говорила и говорила, ее губы приоткрывались, влажно блестели. Виталик перегнулся через стол и поцеловал ее просто затем, чтобы она замолчала. Она обхватила его за шею и захихикала.

— Я сейчас, — сказал он. Подошел к барной стойке и заплатил за свое пиво. Потом ушел в сторону туалета, миновал кирпичное строеньице и зашагал в темноту, с удовольствием слушая, как отдаляется, глохнет назойливая музыка.

Все складывалось не так. Он устал. Ему было скучно.

На набережной горели огни и бабахали фейерверки. Уличные торговцы собирали товар с широких столов: ракушки, поделки, ожерелья, якобы нанизанные вручную русалками на дне, а на самом деле изготовленные толстыми тетками здесь же, в чуланчиках сувенирных магазинов. Дневная торговля закончилась.

Виталик шел по темной боковой улочке к автобусной остановке. Его догнала серая машина, приземистая, спортивная, и покатила рядом.

Он повернул голову.

— Парень, хочешь хорошую работу?

— Я в отпуске. Отдыхаю.

Машина остановилась. Виталик прошел еще несколько шагов — и остановился тоже.

Из машины выбрался мужчина лет пятидесяти, невысокий и плотный, по виду — бывший борец легкого веса.

— Серьезно, парень. Очень хорошая работа практически без отрыва от отдыха. Ты пловец?

— Был.

— Я управляющий «Золотого Мыса». Набираю спасателей на водах, май — сентябрь. Плавать на моторке туда-сюда, глядеть на девок топлес и отгонять бодрячков, стремящихся за буйки. Если шторм — дежурить на берегу. Плачу хорошо, по-взрослому. Согласен?

— Э-э-э, — протянул Виталик. Он не чувствовал себя пьяным, так, немного пошатывало. Неужели бывший борец его разыгрывает?

— Питание за счет фирмы. Условие — не пить на рабочем месте. Ты красивый парень, рельефная мускулатура, а у меня на пляже все высшего качества… Согласен?

«Золотой Мыс» был самым дорогим пляжем побережья. Виталик взял себя в руки и степенно кивнул.

Все утро Велька была чем-то озабочена. Внешне это не проявлялось почти никак, но Эрвин знал ее слишком хорошо.

— Что случилось? Велька вздохнула.

— Вообще-то, это я должна у тебя спрашивать…

Эрвин поставил на стол круглый поднос с двумя чашками кофе. Велька сидела, облокотившись, очень красивая и очень печальная.

— Вчера вечером ты забыл в прихожей телефон…

— Ну и что?

— Я поставила его заряжаться…

— Спасибо.

— И увидела отчет о последней операции из банка. Ты снял десять тысяч.

Эрвин помешивал кофе. Ложечка постукивала о фарфор — звонко и совершенно спокойно. Рука не дрогнула.

— Да. Снял.

Велька молча пододвинула к себе свою чашку.

В последние недели на трюмо, на диване, на кресле лежали и валялись журналы о купле-продаже недвижимости. Велька присматривала новый дом; это было для нее развлечением, немного спортом и совсем немного — настоящим планом на будущее. Велька мечтала о доме у моря.

Район, в котором они жили, в котором Эрвин много лет назад получил в наследство полдома, — этот район последнее время бурно развивался и считался очень престижным и дорогим. Стало быть, продав жилье на шумной и дымной улице и добавив посильную сумму, можно было купить целый дом у подножия холмов, на берегу. Многие люди всю жизнь мечтают о таком доме.

— Тогда я отправила в банк запрос о состоянии счета…

Ложка звякнула в последний раз. Эрвин поднял голову. Велька смотрела мимо — на залитый солнцем подоконник, где росли в больших ракушках, как в вазонах, мясистые оранжерейные растения.

— С моим паролем?

— Да.

— Напрасно ты это сделала.

Велька смотрела в свою чашку. Волнистая каемка, белая, с очень тонким золотым ободком. Очень тонкий фарфор. Подарок на свадьбу.

— Я знаю, — согласилась она покорно. — Но я испугалась.

— Чего?

— Что тебя шантажируют, например, — она по-прежнему смотрела вниз. — Что ты задолжал. Или проигрался. Ты снимал шесть раз по десять тысяч и четыре раза по пять. За последние два месяца. Там уже почти ничего не осталось.