Далия Трускиновская - Рог Роланда Страница 2

- В чем ты упрекаешь меня, Баварец? - возмутился Гвенелон. - Возьми свои слова обратно!

- Тогда и ты возьми свои слова обратно, Ганелон! - Немон Баварский повернулся к Карлу. - Разве не он присоветовал тебе, король, оставить Роланда со сторожевым полком в Ронсевальском ущелье? Разве не клялся, что сарацины не посмеют преследовать нас, разве что какая-либо дюжина совсем отчаянных сарацинских баронов? А теперь он же не желает, чтобы мы пришли на помощь графу Роланду! Уж коли это - не предательство, то что же тогда звать предательством?!

- Тебя предупреждали, король, - добавил граф Джозеран Нормандский. Но ты не внял. А теперь мы услышали Олифант и растерялись, как малые дети!

Оба Анжуйца молчали. И лишь когда заговорил Нормандец, переглянулись. Граф Гвенелон явно оставался один против всех.

- А ведь твой племянник заранее знал, что Гвенелон предаст его! Немон Баварский заговорил быстро, уже по-старчески невнятно, однако горячо и убежденно. - Я повторяю - кто, как не Гвенелон, предложил поставить Роланда во главе арьергарда? Недаром, недаром удерживает он нас!

- Он предал Роланда! - загремел граф Оджьер Датский, рыцарь пылкий и справедливый. - Трубите в рог, друг Джефрейт! О, если б нам застать Роланда в живых!

Но Анжуец смотрел на короля.

Карл казался каменным изваянием. Даже длинные волосы не отлетали, повинуясь легкому ветру. Он глядел на седельную луку, почти уперев в броню подбородок. Большие вислые усы, как у большинства франкских баронов, чуть шевельнулись - Карл хотел вымолвить слово, но голоса в горле не оказалось...

Карл знал - будь у арьергарда надежда на победу, Роланд бы не позвал на помощь. И если бы он погибал по своей вине - тоже не унизился бы до такого зова.

- Нас предали! - вот единственное, что хотел он сказать перед смертью своему королю и родственнику. - Мы преданы и мы погибли!

- Трубите, доблестный рыцарь, пусть франки надевают броню, отрывисто сказал Немон Баварский Джефрейту.

Джефрейт поднес к губам рог, набрал в мощную грудь побольше воздуха и затрубил. Звук набирал силу, стлался над равниной, проник и в ущелье, откуда вышли франкские дружины.

Трубя, Джефрейт поскакал вдоль строя.

- Седлайте Тасендюра! Несите королю доспехи! - велел барон Антельм из Майнца. - Мы возвращаемся в Ронсеваль, бароны! Оруженосцы, подайте королю его Джойоз!

- Монджой! - закричал Датчанин, развернулся в седле и повторил боевой клич франков, чтобы слышали и повторили все дружины.

Тьедри опомнился, подбоднул шпорами коня и поскакал за Джефрейтом. Его место в походе и в бою было при старшем брате и при святой орифламме.

* * *

- Очень любопытная версия, - согласился Каменев. - Но вы, кажется, преувеличиваете. Вряд ли нашелся в средние века монах, который переписал "Песнь о Роланде" лишь для того, чтобы главным героем сделать Тьедри д'Анжу. Это для средневековых монахов чересчур мудрено.

- Так только кажется, они были не глупее нас с вами, - возразила Алиска. - Вот вы скажите - кого из героев "Песни" этот самый Турольдус описал подробнее всех? Единственного? Чей портрет нарисовал?

- Тьедри, - сразу поняв, к чему девушка клонит, отвечал Каменев. Хотя на ум пришли смешные слова - всех доблестных рыцарей, включая Гвенелона, неизвестный автор хвалил одинаково: "широкобедр и статен".

- Не Роланда, не Оливьера, не Карла! Карл вообще там только и делает, что рыдает и рвет свою седую бороду! - Алиска не могла скрыть возмущения. Не Брамимонды! ...

"Сарацинская королева?.." - спросил себя Каменев, но не вслух.

- А только Тьедри д'Анжу! Вот, вот, тут...

И лицо девушки преобразилось. Она заговорила нараспев, подчеркивая чеканку ритма и возвышенность стиля:

- Увидел Карл, что всеми он покинут.

"О, горе мне! " - воскликнул он в печали,

Поник челом; к нему Тьедри подходит Джефрейта брат, анжуйского владыки. Был смугл лицом Тьедри, он худ и тонок,

И невысок, но строен и проворен,

И волоса его черны! ..

Алиска торжествующе замолчала.

- Пусть так, - и Каменев покачал крупной головой. - Но мы, кажется, отвлеклись от темы. Простите, забыл - на каком вы курсе?

- На четвертом. Если вы меня возьмете на полставки, это учебе не помешает. Я знаю, какой у вас график - с семи до часа ночи, потом с часа до семи утра. А у нас лекции два раза в неделю с половины девятого, три раза в неделю вообще с половины первого!

- Ну, что же... Говорите вы убедительно. Я даже заслушался, - Каменев усмехнулся, встал и вышел из-за стола. - "Песнь о Роланде" - тема вашей курсовой?

Алиска помотала головой.

- Я возьму вас сперва на месяц. Мы не можем брать без испытательного срока.

- Это я понимаю.

- Но вы не думайте, что это такая уж романтичная работа. Грязи наслушаетесь, пошлости, истерик...

- Я знаю. Но мне это нужно для дипломной.

- Что - истерики?!?

- И они тоже. У меня такая тема! ..

Тут Каменев вздрогнул - время было позднее, его ждали дома, а увлеченная студентка могла опять усадить его в кресло и начать речь куда длиннее той, что про горестную судьбу Роланда.

Алиска все поняла.

- Так когда мне выходить? - осторожно спросила она.

- С понедельника - вас устроит?

- Вполне!

Она ушла, а ровно две минуты спустя, сбивая лежавшие на столе бумаги в ровную стопку, Каменев заметил желтую книжку - "Песнь о Роланде".

Он усмехнулся - и странные же мысли посещают студентов, непременно им все нужно вывернуть наизнанку и взгромоздить с ног на голову! Песнь - о Роланде, прочие персонажи нужны постольку, поскольку связаны с Роландом... а чем она, кстати, завершается?...

Он открыл наугад - и попал на страницу двести пятнадцатую. Строфа занимала лишь ее верхнюю часть. И две строки были помечены сбоку короткой вертикальной чертой.

- Погиб он смертью труса... Да не станет

Никто своей изменой похваляться! вот что прочитал Каменев, хмыкнул и перелистнул страницу. Дальше были всего две строфы - король впопыхах окрестил мавританскую царицу-пленницу и выслушал доклад об очередном нападении сарацин. И - все! Тот, кого звали Турольдом, утомился и прервал свой труд.

Главное он уже успел сказать, подумал Каменев, теперь и отдохнуть не грех.

И задумался с книжкой в руке. Было ему о чем задуматься, ох, было, и хотя он как человек верующий честно пытался истребить в себе плохие мысли, память оказалась неистребима, и странная студентка, которую он только что взял с месячным испытательным сроком в телефонную "службу доверия", все так некстати разбередила...

* * *

- Перевьючь лошадей, - негромко приказал Тьедри. - Доспехи понесет гнедой, а мешки можно пристроить у тебя за седлом. И если еще раз потравишь коней - быть тебе битым.

Он был без брони, в белой льняной рубахе, белых же штанах, в синей тунике с поредевшей золотой бахромой, в сандалиях со шпорами поверх кожаных чулок - так, как ехал по безопасной местности, так, как ходили почти все во франкском лагере во время дневки. И даже оружие оставил в палатке, но от его небольших, сухих, загорелых кулаков лучше было бы держаться подальше удар Тьедри имел стремительный и меткий.