Юрий Никитин - По законам природы Страница 2

С этого дня он в забытье больше не проваливался, пил густые настойки, ел уху и жареное мясо, пробовал подниматься. На третий день уже сидел на постели, но когда попробовал встать, грохнулся во весь рост.

- Спасибо, - сказал он однажды, - за спасение! Но я до сих пор не знаю, как тебя зовут.

- Данута, - ответила она.

- Странное имя, - заметил он. - А я Кварк.

- Это у тебя чудное, - удивилась она.

- Зато наисовременное, - объяснил он. - Родители шли в ногу с временем... Слушай, Дана, я хочу попробовать выползти из хаты, на завалинке посидеть... Не отыщешь палку покрепче?

Дважды останавливался отдохнуть, но все-таки, держась за стену, выбрался в сени, Дана поддерживала с другой стороны, наконец под ногами скрипнул порог. Солнце только поднималось над лесом, день обещал быть жарким, и Кварк осторожно стянул через голову рубашку. Странно и непривычно сидеть без дела, загорать в прямом смысле слова. Но - жив! Оклемался, будет жить, будет топтать зеленый ряст.

Дома как один - высокие, из толстых бревен, угрюмые, темно-серые, в один ряд, за ними полоски огородов, а дальше вековая - да где там! тысячелетняя, миллионолетняя тайга. Ягоды, грибы, дикий виноград, кишмиш, уйма дичи пернатой и четвероногой, рыба в ручьях: знаменитая кета, чавыча, кижуч...

Позади хлопнула дверь. Данута прошла с ведром, ласково коснулась его затылка ладонью:

- Отдыхай!.. Зайду к Рогнеде, хай коз сдоит. Тебе надобно козьего.

- Спасибо, - сказал он с неловкостью. - Столько хлопот из-за меня. А у этой... Рогнеды странное имя.

Она обернулась, пройдя несколько шагов. Голос ее был задумчивый:

- Это теперь имена странные. А у Рогнеды файное имя.

"Рогнеда, - думал он. - Данута и Рогнеда. Все-таки странно... Языческие? Ведь у женщин от той эпохи имен почти не осталось, это мужчины сохранили своих Владимиров, Аскольдов, Олегов, Игорей, Вадимов, еще всех с окончанием на "слав", а теперь уже встречаются все более древние славянские: Гостомысл, Рюрик, Бранибор, Скилл - причуды моды неисповедимы, но здесь, в этой деревушке, не только имена, здесь и диалект попахивает стариной".

Из дальнего конца улицы донеслось:

- Эге-гей!

Пронеслись стайкой и пропали дети, впереди со всех ног мчался белоголовый мальчишка с палкой, на которую была насажена волчья голова. "Странная игрушка", - подумал Кварк невольно.

Он нежился на солнце, вбирал его всеми порами кожи, запасал, жмурился от наслаждения. Когда рядом прошелестели легкие шаги, открыл глаза, схватил Дануту за подол:

- Дана, там ребятня с волчьей головой... Другой игрушки нет, что ли?

Данута поставила ведерко на крыльцо, ясно посмотрела ему в глаза:

- Да они ж сами и залесовали, как отнимешь?.. Да и нам, неврам, волки как бы сродственники. Когда ворогуем, когда дружим.

Он вздрогнул:

- Неужели тот малыш сразился с волком?

- Нет, их было чатверо. Подымайся, пора ядати.

Он кивнул поспешно, опасаясь спугнуть неясное, что оформлялось в мозгу:

- Иди, я приду сейчас.

Она прошуршала мимо. "Чатвера"... слово знакомое, именно в таком виде слышал раньше, как и "ядати"... Стоп! На лекциях, когда готовился к карьере филолога, когда читал Веды в подлиннике... Все пошло прахом, вспоминать перестал, ибо связано с женщиной, которая так много навредила, напакостила... Но слова языка древних Вед и раньше проскальзывали в ее речи, он принимал их за диалектизмы. Конечно, всякий знает, что современный русский идет от славянского, который, в свою очередь, вычленился из индоевропейского или арийского языка, но ведь только грамматический строй сохраняется тысячелетия, более или менее не меняясь, а лексика за несколько сот лет меняется чуть ли не наполовину! Откуда же столько слов из древнейшего языка? Может быть, даже из праязыка?

Встал с трудом, поковылял в горницу. Данута разливала молоко по кружкам.

- Дана, - сказал он медленно, - у меня к тебе вопрос...

В ее глазах мелькнул испуг. Струйка молока плеснула мимо, он схватил тряпицу, протянул ей и, когда руки встретились, ощутил, как дрогнули ее пальцы.

- Вопрос, - повторил он, запинаясь, инстинктивно сменив тему. - Тебе не накладно кормить меня, здорового мужика? Ты же одна, я вижу...

Она вздохнула с облегчением. Уже увереннее вытерла лужицу, придвинула к нему чашку.

- Не тревожься, - ответила она певуче. - Когда тебя принесли, в городище так и порешили, что у меня полежишь. У других забот багато: дети, скот, фамилии. А я одна, могу за тобой ходить. Как вишь, выходила.

Вечером он долго лежал поверх одеяла. Данута, Рогнеда, арийские и древнеславянские слова, старинный орнамент... У русского языка четкие родственники в санскрите, но здесь столько абсолютно одинаковых лексических единиц! Или часть племени еще во время великого похода с Днепра или, как пишут в энциклопедиях, "арийского завоевания Индии", откололась по дороге и забрела в Уссурийскую тайгу, и с той поры живет изолированно, общаясь с внешним миром лишь изредка?

Послышались шаги, открылась дверь. Данута, на ходу расплетая косу, прошла через комнату, покосилась на него. Глаза ее и губы улыбались.

- Покойной ночи, мож!.. Легких снов тебе.

Она открыла дверь в соседнюю комнату, оглянулась, помедлила. В ее глазах вспыхнул странный огонек. С той же таинственной полуулыбкой она медленно притворила за собой дверь.

Кварк сбросил одеяло, но сердце барабанило так, что остыть не удавалось. В окна катили пряные запахи трав, хвои, горячей смолы. На дальнем конце деревни лениво тявкнули собаки. В угловое окно падал узкий лучик луны.

Уже не в силах остановиться, он слез с пошел к двери, что тянуло как магнитом.

Солнце било в окна, прыгало яркими зайчиками. Он лежал в ее комнате, утопал в мехах. Медвежья шкура в ногах, медвежьи - на полу, на стенах.

Данута ласково перебирала ему волосы, журчала на ухо:

- Ты добрый... Отдыхай. Так жалко тебя, что сердце рвется... Ни в болести дело, душа у тебя ранетая, чуткости в ней богато, ну вот и ранится. Ее надо выхаживать.

- Уже, - сказал он счастливо, - уже заживает. Поверь, Дана, никогда мне так спокойно и счастливо не было. Странно, но это так.

Она погладила его по голове, поднялась.

- Отдыхый! Я сготовлю снидати, ты пока лежи.

Он пропустил мимо ушей еще одно индоевропейское словцо, означавшее завтрак, и только наблюдал, как она ловко управляется с посудой. Пышущая здоровьем, румяная и белокожая, с темными соболиными бровями и четкими классическими чертами лица, огромными всепонимающими глазами, она вызывала щемяще знакомое чувство. Фрески на стенах Софийского собора, древнерусские иконы, что-то еще полузабытое, древнее...

Но впервые не было нервного напряжения при столкновениях с непонятным. Впервые никуда не спешил, ничто не висело над ним, никто не требовал бросить все срочное и делать сверхсрочное. Неужели, чтобы обрести спокойствие души, необходимо попасть в самую глубину Уссурийской тайги?