Фрэнк Герберт - Досадийский эксперимент Страница 2

Он прислушивался к плеску фонтана, а тени все густели, и по краям тропинки зажглись маленькие ограничительные огоньки. Верхушки зданий за парком превратились в палитру, на которой закат положил свои последние краски дня.

В этот момент Маккая захватил контакт с Калебанкой, и он почувствовал, как его тело соскользнуло в беспомощное состояние коммуникативного транса. Протянувшиеся к нему ментальные усики он немедленно опознал – Фанни Мэ. И ему снова, как случалось уже не раз, пришла в голову мысль, какое это невероятное имя для звездного существа. Маккай не слышал звуков, но его слуховые центры реагировали как бы на произносящиеся слова, кроме того, внутреннее свечение нельзя было ни с чем перепутать. Это была Фанни Мэ, и синтаксис ее значительно усложнился по сравнению с их предыдущими встречами.

– Ты любуешься одним из нас, – сказала она, отмечая его внимание к солнцу, которое только что скрылось за зданиями.

– Я стараюсь не думать ни о какой звезде, как о Калебанце, – ответил он. – Это мешает моему восприятию естественной красоты.

– Естественной? Маккай, ты не понимаешь ни своего собственного восприятия, ни того, как ты им пользуешься!

Это было ее начало беседы, – обвиняющее, атакующее, не похожее ни на один предыдущий контакт с этой Калебанкой, которую он считал другом. И еще: она пользовалась глагольными формами с незнакомой гибкостью, как бы делая это напоказ, рисуясь, хвалясь своим пониманием его языка.

– Что же ты хочешь, Фанни Мэ?

– Я рассматриваю твои отношения с женскими особями твоего вида. Ты вступал в брачные отношения более пятидесяти раз. Разве это не так?

– Это правильно. Да. Почему же ты…

– Я твой друг, Маккай. Что ты чувствуешь по отношению ко мне?

Он подумал об этом. В ее вопросе проскальзывала требовательная настойчивость. Он был обязан жизнью этой Калебанке с невозможным именем. Кстати, она тоже была обязана ему жизнью. Действуя вместе, они сняли угрозу бичевания звезд. Теперь уже многие Калебанцы обеспечивали прыжковые двери, через которые другие существа мгновенно перемещались с планеты на планету, а когда-то Фанни Мэ держала сама все нити прыжковых дверей, и жизнь ее подвергалась опасности из-за странного кодекса чести, по которому Калебанцы выполняли свои контрактные обязательства. И Маккай спас ее жизнь. Ему достаточно было только подумать о том, как они полагались друг на друга в прошлом, и его охватило теплое дружеское чувство.

Фанни Мэ почувствовала это.

– Да, Маккай, это и есть дружба, это любовь. У тебя возникало подобное чувство по отношению к своим человеческим компаньонам женского пола?

Этот вопрос рассердил его. Почему она лезет не в свое дело? Ею личные сексуальные отношения не должны ее заботить!

– Твоя любовь легко переходит в злость, – упрекнула его Фанни Мэ.

– Специальный агент может проявлять свои чувства к другим только до некоторых пределов.

– И что же стоит у тебя на первом месте, Маккай – специальный агент или эти пределы?

В ее реплике слышалась очевидная насмешка. Неужели он выбрал работу в Бюро, потому что неспособен к теплым человеческим отношениям? Но ведь ему действительно небезразлична Фанни Мэ! Он восхищается ею и… и она может причинить ему боль, потому что он восхищается ею и чувствует по отношению к ней… чувствует то, что чувствует.

В словах Маккая прозвучали злость и боль.

– Без Бюро не было бы конфедерации Консент и не было бы необходимости в Калебанцах.

– Да, это так. Людям достаточно лишь одного взгляда на ужасного агента Бюсаба, и они узнают, что такое страх.

Это было невыносимо, но в то же время он не мог избавиться от подспудного теплого чувства к этому калебанскому существу, которое могло беспрепятственно проникать в его сознание и разговаривать с ним так, как не смел никто. Если бы он смог найти женщину, к которой ощущал подобную близость…

Воспоминание об этой части их разговора постоянно преследовало его впоследствии. Почему после стольких месяцев молчания Фанни Мэ выбрала для контакта именно этот момент – за три дня до того, как в Бюро разразился досадийский кризис? Она извлекла на свет его «я», самое глубокое ощущение самосознания. Она встряхнула это «я», а потом пронзила своим колючим вопросом: «Почему ты ведешь себя так холодно и механически в своих отношениях с людьми?»

От ее иронии было никуда не скрыться. Она заставила его выглядеть нелепо в его же собственных глазах. У него были теплые чувства, да… даже любовь, но к калебанскому существу, а не к человеческой женщине. Это неосторожное чувство, которое у него было к Фанни Мэ, никогда не было направлено ни на одного из его брачных партнеров. Фанни Мэ вызвала его гнев, потом смягчила это чувство до словесной перепалки и, наконец, до молчаливой обиды. Но любовь осталась.

Почему?

Женщины были для него всего лишь партнерами в постели. Они были просто телами, которые он использовал и которые использовали его. С Калебанкой об этом не могло быть и речи. Она была звездой, пылающей атомным пламенем, а местонахождение ее сознания было непредставимо для других сенсов. Да, она вызывала в нем чувство любви. Он отдавал любовь свободно, и Фанни Мэ это знала. Нельзя спрятать чувство от Калебанки, которая запускает свои ментальные усики в твое сознание.

Она, конечно, знала, что он заметит ее иронию. Это тоже было частью мотива ее словесной атаки на него. Но Калебанцы редко действовали под влиянием лишь одного мотива – и это создавало дополнительный шарм и лежало в основе наиболее раздражающих обменов репликами с другими чувствующими существами.

– Маккай? – прозвучал мягкий голос в его мозгу.

– Да, – ответ был раздраженным.

– Я покажу тебе сейчас мельчайшую часть моего чувства, направленного на твой узел.

Как воздушный шарик, взорвавшийся от резкого притока газа, он ощутил, что залит направленной на него заботой и любовью. Он тонул в них… и хотел утонуть. Все тело его излучало это добела раскаленное чувство защищенности и внимания. Еще целую минуту после того, как оно ушло, Маккай все еще светился этим чувством.

«И это мельчайшая частица?»

– Маккай? – голос звучал озабоченно.

– Да, – ответил он с благоговейным трепетом.

– Я причинила тебе боль?

Он чувствовал себя одиноким, опустошенным.

– Нет.

– Полная сила моей узловой направленности уничтожила бы тебя. Некоторые человеческие существа подозревали, что любовь способна на это.

«Узловая направленность?»

Она ввела его в замешательство, как и делала это при их первых встречах. Как могут Калебанцы говорить, что любовь это… узловая направленность?