Иэн Бэнкс - Безатказнае арудие Страница 2

Снаружи было светло. В такие дни легко себя убедить, будто в мире пока еще все в порядке, будто нет никакой угрозы, никакой тени на лице ночи, никакой безжалостной, надвигающейся катастрофы Бессистемного масштаба. В такие дни можно убеждать себя, будто все это огромная ошибка или массовая галлюцинация, а зрелище, открывшееся ей прошлой ночью у купола обсерватории над темным Дворцом, было игрой ее воображения, сном, который не исчез или не был как следует оценен по пробуждении, а потому сохранился в виде кошмара.

Она встала и направилась туда, где ее ждали молодой адъютант и научный помощник. Оба вполголоса беседовали среди строительного хаоса кислородного завода и время от времени со снисходительным пренебрежением поглядывали на всю эту низкую возню, потребности в которой обусловлены чисто технологическими соображениями. И Гадфий ничуть не удивилась бы этому – рассуждают, что это взбрело в голову старушке и для чего она торчит на строительной площадке дольше необходимого.

Возможно, ей вообще не было нужды участвовать в совещании на стройке. Научные аспекты строительства давно были согласованы, и теперь вся ответственность лежала на техниках и технологах. Тем не менее ее приглашали на такие встречи из вежливости (и из-за ее высокого положения), и она приходила, если могла, потому что беспокоилась, как бы в спешке они, воссоздавая технологии и процессы, устаревшие тысячи лет назад, не упустили чего-нибудь, не забыли бы какого-нибудь простого факта, не проморгали очевидного, не проглядели серьезной опасности. Такое упущение можно было бы без труда ликвидировать, но времени оставалось так мало, что любая остановка работ могла привести к катастрофе. И если все же, впадая в хандру, она предвидела неизбежность остановок, то была исполнена решимости сделать все от нее зависящее, чтобы, случись такое, это произошло бы не из-за ее халатности.

Конечно, все было бы гораздо проще, не воюй они с кланом инженеров, помещавшимся (и осажденным) в Часовне в тридцати километрах на дальней стороне крепости и на этаже тремя километрами выше Большого зала. У них были и инженеры (точно так же как на другой стороне были перебежчики из кланов криптографов, ученых и других), но в таком ничтожном количестве, что Гадфий, как и многим другим ученым, приходилось брать на себя еще и заботы по практическому обеспечению промышленных работ.

Что же касается желания посидеть и посмотреть на стройку, то объяснялось оно, видимо, одолевавшими ее сомнениями – Гадфий не была уверена, что эти труды будут способствовать выходу из их катастрофического положения, даже если все пройдет в точности по плану. Она, видимо, подсознательно надеялась, что одно только присутствие и масштаб этого промышленного предприятия (и физическая энергия, потребная для его создания) каким-то образом убедят ее: да, во всем этом есть смысл.

Если таково было ее желание, то оно оставалось невыполнимым, и сколько бы Гадфий ни насыщала свое зрение видом стройки, краем глаза она словно видела постоянно, как распространяется туманная темнота, поднимаясь над ночным горизонтом, – некая бесстыдная инверсия рассвета.

– Госпожа главный ученый?

– Да? – Гадфий повернулась и увидела своего адъютанта Расфлина – он стоял в двух-трех метрах от нее.

Расфлин – худой, аскетичный, чопорно корректный в своей адъютантской форме – кивнул.

– Главный ученый, вам сообщение из Дворца.

– Да?

– В Долине Скользящих Камней произошли подвижки.

– Подвижки?

– Необычные. Больше мне ничего не известно. Там требуется ваше присутствие, транспортные средства уже подготовлены.

Гадфий вздохнула.

– Хорошо. Идем.

Пайкер выехал из кислородного завода и направился к Восточной скале. Путь лежал по пыльной петляющей дороге, забитой как машинами, так и химериками. Ухоженная, тщательно спланированная и засаженная деревьями земля, гордость Большого зала на протяжении тысячи поколений, была без малейших колебаний перепахана, когда о возможных последствиях Вторжения было (по всей видимости) доложено королю и его советникам из числа наибольших скептиков; обычно любое промышленное сооружение такого рода прятали в самые глубины крепости, туда, где мало естественного света и неприемлемо уродливые или вредные процессы могут протекать, не оскорбляя взора и не загрязняя воздуха, и где соглашаются жить только самые отчаянные или преступники.

И все же – невзирая на скандал и ряд самоубийств среди садовников и лесничих – когда король решил, что такой завод должен быть построен и построен быстро, причем под самыми окнами Дворца, была прислана землеройная техника (сооруженная специально для этой цели), и плуги, ножи и гусеницы сровняли с землей рощи, озера и просеки, тысячу лет радовавшие все касты и классы.

Главный ученый проводила взглядом кислородный завод, который исчез за лесистым холмом; теперь стройку выдавала лишь туманная дымка, висящая в воздухе над деревьями. Стройплощадка должна была показаться еще раз, когда они поедут по долине к Восточной скале; завод располагался на небольшом плато, а потому его можно было увидеть практически отовсюду на протяжении десятикилометровой длины Большого зала. Гадфий в очередной раз задавала себе вопрос: какова была истинная причина того, что король приказал строить именно здесь? Неужели он стремился убедить своих подданных в серьезности положения и намекнуть, какие жертвы потребуются от них в ближайшем будущем? Гадфий покачала головой, постучала пальцами по деревянному подлокотнику и открыла отдушину в окне, чтобы впустить теплый воздух. Она посмотрела на мужчину и женщину, сидящих напротив нее.

Расфлин и Госкил были с ней вот уже десять лет, когда возникла чрезвычайная ситуация и с наукой снова стали считаться. Расфлин олицетворял собой чиновническую касту и, казалось, гордился тем, что максимально уподоблял себя машине. За все эти десять лет он ни разу не назвал Гадфий иначе чем «главный ученый» или «мадам».

Госкил (пухленькая, растрепанная, в одежде словно бы с чужого плеча и непременно в каких-то пятнах) с годами становилась лишь еще взлохмаченнее, словно в упрек аскетическому аккуратизму Расфлина. Она загрузила несколько файлов на кислородном заводе и теперь сидела с закрытыми глазами, переваривая эту информацию и время от времени издавая непроизвольные звуки – ухала, шипела, фыркала, хмыкала. Расфлин, сжав зубы, смотрел в окно.

– Есть еще какие-нибудь подробности из Долины? – спросила его Гадфий.

– Нет, мадам. – Расфлин помолчал, давая понять, что он на связи, потом покачал головой. – Все как прежде – обсерватория сообщила о чем-то необычном, и Дворец удовлетворил их просьбу о вашем приезде.