Андрей Плеханов - Холст, свернутый в трубку Страница 2

Сердце мое вздрагивает от радостного предчувствия. Этот человек - мой. Он еще не знает, для чего пришел сюда. А я знаю. Он пришел, чтобы выпить со мной. Поболтать со мной и рассказать, кто он такой, чем занимается и для чего существует на белом свете.

Сегодня я пришел сюда ради него. Люблю оригинальных типов.

Впрочем, похоже, что он тоже положил на меня глаз. Направляется прямо к моему столу, тяжело плюхается на стул.

- Что вы будете пить? - спрашиваю я. - Угощаю.

- Угощаешь? - Глаза человека снуют из стороны в сторону - не от смущения, скорее, от неудовлетворения вечерней трезвостью. - Тогда водки.

- Камареро! - кричу я и поднимаю палец. - Одну водки!

Официант подскакивает, сгибается в полупоклоне, лицо его выражает извинение.

- Извините, водки нет, - говорит он. - Не держим. Если хотите, к вашим услугам большой выбор мексиканских напитков.

- Это что такое? Текила? - спокойно интересуется человек.

- О да. Конечно! - Официант радостно улыбается. - У нас двадцать три сорта текилы. Какую вы предпочитаете?

- Какую угодно. Какая разница? Любая текила - дерьмо, - говорит человек, и улыбка официанта угасает сама собой. - Стакан. Принеси мне стакан этой вашей текилы, дружок. У вас есть граненые стаканы?

- Что, извините?.. - Официант впадает в окончательное замешательство.

- Ах, да... - Человек машет рукой. - У вас такого нет. Нет у вас граненых стаканов. Надо было из дома прихватить. Ладно, неси обычный. И побыстрее. В глотке пересохло до невозможности.

К текиле, как и положено, подают лимон и соль, но человек не обращает внимания ни на то, ни на другое. Он выцеживает стакан текилы через край тягуче, глотками, слегка морщась. Так можно пить воду. Плохую, испорченную воду, которую необходимо выпить лишь для того, чтобы не умереть от жажды, но все же воду, а никак не текилу.

Потом он хватает со стола кувшин с водой и с бульканьем вытряхивает его содержимое себе в глотку, перевернув вверх донышком. Вытирает губы. Глаза его успокаиваются и перестают бегать.

- Должно быть, это ужасно - выпить сразу целый стакан текилы? - замечаю я.

- Ужасно, - кивает он головой. - Даже дешевая водка намного лучше самой дорогой текилы. Почему здесь нет водки? Варварство какое-то.

- Сейчас вы будете пьяны, - констатирую я. - Алкоголь ударит вам в голову...

- Что ты пьешь? - Мои слова не трогают его. Похоже, гораздо больше его интересует содержимое моего стакана. - Что у тебя там такое? С виду похоже на молоко.

- Это "Рикар". Анисовая настойка. Очень крепкая. Ее разводят водой, и она приобретает молочный цвет.

- Можно попробовать?

- Пожалуйста. Пейте осторожно, дружище. Маленькими глоточками.

Я стараюсь сдержать улыбку. Попробовать слабо разведенную анисовку в первый раз - большой сюрприз. Весьма неожиданные вкусовые ощущения. Не каждый такое выдерживает.

Он всасывает все содержимое моего стакана единым махом. Я ожидаю чего угодно, но только не такого. Я уверен, что глаза его встретятся на переносице, оттолкнутся от нее, как бильярдные шарики, и разбегутся в разные стороны. Что дыхание его перекроет, как газовую трубу вентилем. В конце концов, он может хотя бы поперхнуться - приличия ради. Не случается ничего. Он просто выпивает все это.

Затем поднимает двумя пальцами кувшин и с сожалением убеждается, что в нем ничего нет. Тыкает вилкой в кусок ветчины на моей тарелке, вяло сует мясо в рот и проглатывает.

- Ну как? - интересуюсь я. - Оригинально? Тонко?

- Я уже пил такое, - флегматично отвечает он. - В детстве. Тогда это называлось "микстура от кашля". Ты когда-нибудь кашляешь, дружище?

- Нет...

- Неудивительно. Стакан этой гадости способен избавить от кашля на целый месяц. И сколько это стоит?

Я называю цену.

- Одна порция этой микстуры стоит столько же, как три бутылки водки в России, - сообщает он, скалькулировав что-то в голове, помогая мыслительному процессу шевелением светлых кустистых бровей.

Я терпеливо жду, когда он начнет пьянеть. Ни малейших признаков этого не наблюдается.

- По моим расчетам вы должны быть уже изрядно пьяны, - говорю я.

- Почему вы сидите на стуле, а не лежите под столом?

Он прерывает размышления и смотрит на меня.

- Стакан сорокаградусного - водки, рома, бренди или той же текилы - это фон, - произносит он. - Сам по себе фон не имеет значения. Это как грунтовка, которая кладется на холст. Когда грунтовка хорошо улеглась, когда она на своем месте, можно рисовать контур и начинать класть мазки. Если ты будешь рисовать маслом прямо по холсту, то получишь просто мазню. Некоторые так и делают. Они называют эту мазню современным искусством и подводят под это теоретическую базу. Но я не люблю халтуры. Я предпочитаю добротную школу. Я грунтую холсты сам. И первый стакан водки тоже выпиваю сам. Импровизация - потом.

- Вы художник?

- Художник, - соглашается он и тяжело вздыхает. - Так уж не повезло. Знаешь, как я пишу! Всякие ваши Веласкесы-Дали в подметки мне не годятся. И что с того? Не в то время я родился. И не в том месте. Сейчас ведь чего в моде? Мазня как курица лапой. А я - реалист. Кому сейчас нужна хорошая школа?

Он поворачивается. Бесцеремонно хватает официанта, пробегающего мимо, за руку.

- Эй, парнишка, - говорит он, - ты это, текилу свою рюмками не таскай, тебе же больше работы. Принеси сюда всю бутылку. Мы ее сами разольем как нам нужно. И две бутылки минералки. Запивать вашу дрянь будем.

Через пять минут я обнаруживаю, что осторожно втягиваю губами текилу из наполненного наполовину бокала. Художник бодро булькает из стакана, запрокинув голову, кадык под его растрепанной бородой ходит туда-сюда.

- Вот это уже лучше, - говорит он, стукнув дном опустошенного стакана по столу. - Основная работа пошла. Прорисовка, так сказать, деталей. Деталечек и маленьких таких деталюшечек.

- В каком городе вы живете? - спрашиваю я, пытаясь представить что-нибудь российское. В голову не лезет ничего, кроме снега и медведей.

- В Жуковке.

- Это большой город?

- Это не город. Дыра дырой. Деревня. Уехал я из города, дружище.

Уехал. Потому как там еще хуже было. Сейчас ведь что город непотребство, злость да корысть безобразная! Пусть, думаю, заказчики ко мне в деревню поездят. И что ты думаешь? Ездят, как миленькие! На джипах своих японских нашу грязь месят! Помнят еще люди Сергея Можайского!

Он гордо выпячивает нижнюю губу, скребет пальцами в бороде.

- Вы пользуетесь большой популярностью, Сергей?

- Да какая там популярность... Не понимают нынче гениев! Нет спросу на хорошие картины. Ну и хрен с ними! - Он перегибается через стол, доверительно приближается губами к моему уху. - Я сейчас в основном репродукции пишу. Представляешь, приезжает ко мне такое брателло, всё в золотых цепях, пальцы не гнутся. "Серега, - говорит оно мне, - я вот с Голландии альбомчик привез. И вот эта натюрморда мне нравится". И показывает мне какую-нибудь голую бабу, кисти, к примеру, Рубенса. "Ты мне нарисуй пять штук, - говорит мне это брателло, - токо шоб все одинаковые были. Я четыре у себя в комнатах повешу, чтоб красивше было. А пятую своей марухе подарю на день Святого Валентина. Она у меня от такой художественности шибко тащится - типа как понимает. И чтоб там все при всем было - типа мазок в мазок". - "Без проблем, - говорю я, - пять штук баксов на стол, авансом, а когда сделаю, еще десять штук добавишь". И через два месяца все готово. Принимай товар. Сам Рубенс не отличит.