Сергей Герасимов - Паркетный вор Страница 2

– Мне просто очень нужны были деньги. Спасибо, – сказал он и протянул руку, чтобы погладить собаку.

Собака снова окаменела.

– Но это хотя бы вроде бы собака? – неуверенно спросил вор.

– Нет. Это особенное существо.

3

Вечером следующего дня вор снова появился в квартире Мейстера. Хозяин долго и молча рассматривал гостя, пока тот не опустил глаза.

– Пожалуйста, не надо глядеть.

– Дать еще? – спросил Мейстер.

– Я за другим.

– Тогда пошли, поговорим за столом.

Мейстер сел и на столе появилось два прибора, вывернувшись из салфеток и отвердев.

Вор потрогал край тарелки, потом постучал по ней вилкой. Попробовал омлет.

– А где та собака? – спросил вор. – Или как вы ее назвали?

– Оно часто притворяется невидимым или несуществующим. Иногда притворяется так, что даже меня обманывает. Но оно всегда рядом. От него не избавишься, сколько не старайся.

– Разве оно не подчиняется вам?

– Ничуть. Обычно мне приходится подчиняться его прихотям.

– Я думал, вы всесильны.

– Я всесилен. Поешь и говори.

– Я пришел не за едой.

– За чем?

– Я хочу понять, в чем секрет. Вчерашние деньги получились настоящими, совсем настоящими, как из банка. И номера, и все такое. Это меня просто убило.

Это ставит под вопрос все, даже мою профессию. Деньги же были настоящими.

– Разве я не сказал тебе этого?

– Я хотел удостовериться. Я думал, что все фокусы это просто ловкие фальшивки, обманы чувств. Но ваши деньги проверяли всеми способами. Вы создали абсолютно настоящие деньги. Я хочу знать в чем секрет.

– Это слишком большой секрет. А если я с тобой разделаюсь?

– Вначале скажите.

– Объясни, зачем это тебе нужно. Если интересно соврешь, отпущу.

– Это совсем непросто объяснить, – начал вор, – но мне всегда хотелось узнать что-нибудь особенное. Хотелось поверить, что что-то есть. Что-нибудь такое, чтобы все оправдывало. Моя мать прожила сорок лет и замерзла пьяная под забором. Она была ужасной женщиной, я только порадовался. Я хочу знать, есть ли в жизни что-нибудь такое, что оправдывает жизнь?

– Нет, – ответил Мейстер, – ничего такого нет.

– Но мне казалось, что это всегда поблизости. Просто повернешь голову и увидишь. Как будто навстречу идет твой старший брат, которого ты не видел с детства и ждал. Или ты вышел на неизвестной станции ночью и вдруг попал домой.

Я всегда рядом с этим. Разве с вами так не бывает?

– Ты молод и не лишен ума, – сказал Мейстер. – Но мое знание велико. Я не могу дать его сразу.

– А по частям?

– Ну разве что. Только мои подарки не предназначены для человека. Во всяком случае, для обыкновенного человека.

– Снова придется танцевать?

– Попробуй.

В руке Мейстера возник мешочек, такой же как вчера.

– Передай мне соль, – приказал он.

Вор предал солонку. Мейстер высыпал часть соли на ладонь и дунул.

– А зачем это?

– Нельзя создать из ничего. Знание, за которым ты пришел сегодня, я сделаю из соли. Оно зарабатывается соленым потом. И все, что ты узнаешь, не очень сладко. И без истины жизнь теряет вкус, становясь пресной. Кроме того, моего знания нельзя сразу проглотить много. Уже готово.

Мешочек в его руке раздулся, будто наполнился воздухом. Мейстер подошел к зеркалу и несколько минут смотрел, будто сквозь себя, решаясь, потом повесил мешочек в воздухе перед самым стеклом.

– Бери.

Вор подошел к столику и взял карандаш. Провел несколько линий в воздухе.

Затем написал большими буквами на стене: «не могу», и продолжал писать, приближаясь к зеркалу. Слова стали неразборчивы. Он писал все гуще и строки наползали одна на другую. Он снова упал на паркет и стал ползти. Рука с карандашом чертила в воздухе невидимые письмена. У самого зеркала он потерял сознание. Вор лежал, раскинув руки. На его запястьях кровоточили язвы.

Суставы пальцев разбухли. Волосы на голове выпали клочьями, обнажив белую кожу. Но он так и не дотянулся.

– Встань, – приказал Мейстер.

Вор встал, покачиваясь как сомнамбула.

– Я предложил тебе слишком много, – продолжил Мейстер, – сейчас попробуешь снова.

Он развязал мешочек и выпустил часть содержимого. Положил на стол. Потом провел рукой вокруг себя и надписи на стенах исчезли.

Вор двинулся к столу. Его движения стали угловаты и неровны. Его кожа покрылась деревянным рисунком и запах смолы наполнил комнату. Вор вынул нож и начал снимать стружку со своией левой руки. Стружка падала на пол и там становилась мертвой кожей. Наконец он лег на стол грудью и схватил мешочек.

Кровь капала на пол.

– Зачем ты это делал? – спросил Мейстер и Сострадание заговорило с ним в унисон.

– Так было легче.

– Ты бы мог снова писать на стенах, – говорил Мейстер с Состраданием.

– Не получилось бы добраться.

Собака увеличилась, заполнила половину комнаты, пошла волнами, заискрилась.

– Что это с ней?

– Сейчас ты видишь волну сострадания, искреннего и сильного.

– Спасибо, – сказал вор, – я не забуду этого. Уймите мою боль, я уже не могу терпеть.

Мейстер сделал небольшой жест рукой.

– Ух, и кровь почти засохла. Это было сильно. А вначале я боялся этой штуки. Но теперь вижу, что оно безопасно. Верно?

Сострадание колыхалось у самого его лица.

– Ничуть. Оно опаснее любого настоящего зверя. Ты даже не знаешь, сколько несчастий причинило сострадание. Впрочем, сейчас ты уже кое-что знаешь.

– Да, – казал вор, – но ваше знание не такое, как я думал, оно не в уме, а теле и в глазах. Как будто бы я видел мир сквозь особенные очки, такие очки, которые из сотни вещей показывают только одну, самую дешевую, оставляя иные невидимыми. Но я еще не понял главного.

– Если прийдешь в следующий понедельник, – сказал Мейстер, – то я дам тебе больше. Вот деньги, обратись в больницу.

4

Утром следующего понедельника Мейстер встал рано, чтобы не пропустить восход солнца. Светило поднималось величественное и красное, просеиваясь сквозь городские дымы и облака смога. Он подставил ладонь под солнечный луч и луч собрался в ярко-оранжевую дымящуюся лужицу. Не совсем подходит, подумал Мейстер, в этом луче слишком много серости.

Он поднялся на крышу, взлетев вдоль пожарной лестницы, потом стал невидимым и направил полет еще выше. Теперь город расправился глубоко внизу, весь окутанный собственным смрадом. Смрад полз, несомый медленным ветром. Здесь лучи лились в первозданой чистоте. Мейстер подставил ладонь под свет. Внизу с загородного аэродрома поднялся истребитель и сразу же выпустил шесть ракет. За ним еще два вырулили на старт. Мейстер стал невидимым для ракет и поднялся еще выше, оставив истребитель выписывать растерянные петли. Когда он вернулся домой с каплей солнечного луча в мешочке, было уже девять. Он ощущал себя приятно усталым. Истребители все вще кружили над городом, прорывая небо раскаленными спицами грохота.