Александр Сальников - Пчёлы Страница 2

Под клацанье затворов Эдвард медленно обернулся:

— А вы успели заменить свинец на транквилизаторы? — Скуластое лицо Чанга побледнело. — Вы же профи, офицер. Мы оба знаем, что будет, если ваши Джозефы наломают дров. — Эдвард заметил, как Чанг покосился на штурмовиков, как поджал мясистые губы. Заметил и понял, что угадал. Сердце гулко бухнуло, надпочечники выстрелили так, что заныла селезенка. — Кстати, где врачи? — решил дожимать Эдвард. — В мобиле? Ай-яй-яй, детектив, что теперь скажут о вашей компетентности? — покачал он головой. — Я требую, чтобы два акушера сопровождали женщину от этого места вплоть до зала суда.

Чанг выругался сквозь зубы и запросил связь с мобилем.

Эдварда вдруг заполнила усталость и безразличие. Он не испытал никаких чувств, когда шел по разгромленному дому, переступая через тела прислуги, когда садился в аэромобиль полиции, когда видел, как грузят в соседнюю машину закутанную в простыни Хлою. Внутри Эдварда было пусто и тихо. Только перед самой посадкой он вдруг вспомнил пятно на ореховом паркете, натекшее из-под повара Джозефа. Вспомнил и удивился. Кровь была такой же красной, как и у него, Эдварда. Видимо, в агентстве перестали экономить на гемоглобине.

2

Бриллиантовая дорога

Ольга Дегтярева перевернула страницу:

— Голод, болезни и страх обрушились на поселенцев. Холодными ночами они рыдали, охваченные тьмой, и сетовали на судьбу. И тогда капитан «Ковчега» Скворцов собрал уцелевших при посадке поэтов и музыкантов, художников и артистов, ученых и инженеров и произнес: «Братья и сестры! Здесь, вдали от заблудшей родины, судьба посылает нам еще одно испытание. Некому защитить нас, некому обогреть и накормить. Я не могу приказывать вам, братья и сестры, но я прошу. Пусть выйдут вперед те, кто готов отдать всего себя ради спасения человечества!» Так говорил капитан Скворцов, и слова его тронули каждое сердце.

Артем заерзал и ухватил ее пальчиками за рукав.

— Что, мой хороший?

— Я хочу нарисовать капитана Скворцова. Я уже все придумал, мам! Он стоит перед командой, одетый в космолаты. За ним поднимается второе солнце и отражается в обшивке «Ковчега». И если правильно смешать краски, то получится гармоничный переход к трем окружностям. Композиционно я выстрою это так, — Ольга сдвинула брови и прищурилась на сидящую напротив Сару. Та на секунду оторвалась от вязания и пожала плечами. — Мам, ты меня слушаешь?

— Конечно.

— Так вот, я выстрою это так, будто капитан стоит на фоне нашего флага. Здорово?

— Очень хорошо, — Ольга еще раз запоздало пожалела, что пошла у мужа на поводу, когда заказывала Сару. Образование — это замечательно, но у мальчика должно быть детство. Она ткнула мизинцем в четверку и тройку на панели ежедневника, и на экране привычно загорелось: «Напомнить няне ограничить чтение спецлитературы». — У тебя выйдет прекрасная картина.

— Давай, мам. Сейчас будет мое любимое место.

Ольга украдкой улыбнулась и продолжила:

— И тогда шагнули вперед семеро, но только двое оказались лучшими. Двое могли за ночь впитать азы любого ремесла. Двое хранили в себе код умения постигать. И имя им…

— Сара и Джозеф! — Подхватил мальчик.

В дверь кабинета деликатно постучали.

— Входи, Джозеф, — отложила книгу Ольга.

— Ваша честь, до начала заседания десять минут, — помощник поставил на столик поднос. Аромат капуччино защекотал ноздри. Ольга тоскливо посмотрела на лежащий подле чашки микролибер. — Дело категории А, — перехватил взгляд Джозеф и откланялся.

— Вот что, Темка, — Ольга отстранилась от сына и погладила его по щеке. — Я сейчас немножко поработаю, а ты пойдешь к себе. А когда я закончу, мы посмотрим твои наброски. Угу?

— Угу, — буркнул мальчик. Но потом обнял мать и прошептал, — возвращайся скорей.

— Я недолго, — улыбнулась Ольга. — Сара, «История Сан-Сити для детей» Вильяма Толстого. Страница семьдесят четыре. Второй абзац. Если я задержусь, повторите с Артемом заповеди.

Няня кивнула, аккуратно смотала клубок, воткнула в него спицы и сунула рукоделие в угол кресла:

— Много дней и ночей трудились ученые над телами Сары и Джозефа, — взяла она мальчика за руку. — И настал час, и явились миру они — опора человечества. И теперь все мы помним и чтим Сару и Джозефа. Сильных и смелых людей, отдавших самое себя ради спасения, ради блага и процветания Города Солнца.

— Сара, а у вас с Джозефом могут быть детки? — донеслось уже из коридора.

— Что ты, милый, — рассмеялась няня, — нас забирают из агентства.

Ольга вставила в ухо микролибер и взяла чашку. Набрала полные легкие кофейного аромата и едва слышно произнесла:

— Начали.

— Дело номер сто пятнадцать, категория А, — тут же отозвался приятный баритон. — Подсудимая Хлоя Элеонора Леховски обвиняется…

Микролибер с материалами явно составлял профессионал. Обычная нервозность отступила — дела категории А считались самыми простыми для принятия решений. Пульс было ускорился, когда прозвучало имя подсудимого, но после того, как баритон доложил, что Мартигон старший ходатайствует о высшей мере наказания, сбавил темп. А уж когда прозвучало имя прокурора — Габриель Рональд Бутси — Ольга и вовсе расслабилась.

Габриель Бутси снискал славу талантливого прокурора в двадцать пять. Его скандальное: «Мне хочется вышибить мозги каждой вымирающей панде, которая не желает трахаться ради спасения своего вида» потрясло присяжных настолько, что судье даже не нужно было высказывать свое мнение — двенадцать голосов были единодушны. Тот процесс над двумя лесбиянками, обвиняемыми в заведомом отказе от материнства, и эксцентричная речь прокурора вошли в новейшие учебники Права. Коллегам по цеху не пришлась по вкусу свалившаяся на Габриеля слава — его тут же обвинили в антигуманизме, но Ушлый Бутси вывернулся, сославшись на прямое цитирование классика. А уж когда Совет и правда обнаружил в золотых списках некоего Паланика и роман «Бойцовский клуб», за реабилитированным Габриелем Бутси окончательно закрепилась репутация лучшего прокурора.

Пока либер зачитывал список присяжных, Ольга допила кофе, потянулась и посмотрела на таймер. Часы показывали, что в шкафу ее уже ждет черная мантия, а в кабинете — резное кресло судьи, плазменная панель визора и флаг Сан-Сити, драпирующий одну из шести стен.

Ольга скинула власяницу и раскрыла шкаф.

Мантия нравилась Ольге с детства. Хоть она и не шла к ее эбеновой коже, но ощущение холодного шелка на обнаженном теле давало столько убежденности, заставляло подниматься подбородок и так приятно щекотало где-то в районе солнечного сплетения, что казалось — любое решение можно принять, ни на секунду не засомневавшись. Так было всегда. Не подвела мантия и этот раз — откуда-то изнутри накатила волна уверенности, захлестнула, накрыла с головой настолько, что босые ступни даже не почувствовали боли от рассыпанных по полу коридора, ведущего в кабинет, фианитов.