Алексей Голиков - Бабушкина молитва Страница 2

Голиков Алексей

Бабушкина молитва

Алексей Голиков

Бабушкина молитва

Деревня Петрилово утонула в снегу почти по самые крыши. Сразу за ее околицей начиналось летное поле, которое трактористы ежедневно укатывали тяжелыми катками. В его разных концах рассредоточенные под белыми маскировочными сетями стояли пикирующие бомбардировщики ПЕ-2. Чуть в стороне, за оврагом, размещалась зенитная батарея. Ее выкрашенные белой краской пушки настороженно смотрели в небо. Здесь зимой сорок третьего года базировался 780-й авиационный полк. Он входил в состав 1-го бомбардировочного корпуса резерва Главного командования. Корпус участвовал в прорыве блокады Ленинграда со стороны Волховского фронта. Бои шли упорные и кровопролитные. С рассветом 11 февраля на аэродроме загудели моторы - техники готовили самолеты к боевому вылету. Полк получил задание: уничтожить артиллерийские батареи противника в районе железнодорожной станции Рамцы. Наша авиация уже несколько раз бомбила эту цель, несла значительные потери, а немецкие батареи продолжали вести огонь, задерживая наступление. Станцию прикрывали сильные зенитные средства и истребители противника. Для выполнения боевого задания командир 780-го авиаполка майор Зайцев решил послать шесть бомбардировщиков ПЕ-2. На них полетят лучшие летчики, лучшие штурманы и лучшие стрелки-радисты. Поэтому будет два сборных звена. Первое поведет он сам, а второе - командир второй эскадрильи капитан Сергей Стодолкин со штурманом старшим лейтенантом Сергеем Фокиным и стрелком-радистом - начальником связи эскадрильи капитаном Евгением Лашуком. Формально Женя Лашук не должен был лететь на это задание. Одиннадцатого февраля ему следовало отбыть в штаб корпуса, куда вызывало высокое начальство. Но его включили в экипаж капитана Стодолкина. Собственно, об этом он и думал, идя на построение перед боевым вылетом. Снег скрипел под его унтами - утро стояло ясное, морозное. В такую погоду бомбардировщики к цели незамеченными не подойдут и, конечно, опять понесут значительные потери. Об этом он старался не думать. Почему-то вспомнил, что ночью во сне видел сырое мясо. А бабушка, у которой он рос, говорила, что такой сон к болезни. Вспомнил, как его провожали на фронт. Дедушка Спиридон Акимыч, отставной солдат, так он себя называл, потому как воевал с турками под Плевной и с японцами в Порт-Артуре, перекрестил и наказал: "Трусом не будь! Всегда помни, что Бог не без милости, а солдат не без счастья! На себе испытал!" А бабушка горько плакала и дала написанную на листочке молитву, с которой ее Акимыч две войны отвоевал. Молитва была, видимо, древняя, оберегающая от меча булатного и стрелы каленой. Потом истово перекрестила и сказала: "Теперь в Бога верить не велят. Но чтобы молитва всегда с тобой была - это мой наказ". Вспомнив это, Женя чуть улыбнулся: бабушку он очень любил и ее наказ выполнял неукоснительно, хотя и в великой тайне от всех. ...Вздымая снежную пыль, бомбардировщики один за другим поднимались в голубое морозное небо. Над аэродромом они построились - два звена друг за другом - и взяли курс на железнодорожную станцию Рамцы. К ним присоединились истребители прикрытия. Стараясь быть незамеченными, на цель зашли со стороны солнца на высоте четырех тысяч метров. Но немцы не зевали: открыли яростный зенитный огонь. Появились "мессершмитты". Но атаковать не успели. Бомбардировщики уже пикировали на цель, словно нырнув в паутину огненных трасс. Женя почувствовал, как его отрывает от сиденья и до боли закладывает уши от резкого перепада давления. От этого неприятного ощущения пикирование казалось бесконечным. Наконец по переговорному устройству он услышал, как штурман докладывает летчику, что бомбы сброшены. И сразу громадная тяжесть навалилась на тело, вдавив его в сиденье. Сережа Стодолкин круто выводил самолет из пикирования, стараясь побыстрее выскочить из зоны убийственного зенитного огня. И когда он ее почти миновал, снаряд повредил правый двигатель самолета. Скорость сразу упала. Бомбардировщик стал отставать от звена командира полка, которое уходило все дальше и дальше. Но ведомые не бросили подбитого товарища. Они тоже сбавили скорость и перестроились, прижавшись поближе к своему ведущему. Словом, звено Стодолкина отстало, и тут на него навалились "мессершмитты". Их было много, а немецкие летчики злое дело знали. Часть из них связала боем истребители прикрытия, а другие атаковали бомбардировщики, которые вели дружный оборонительный огонь. Женя видел, как их правый ведомый круто пошел к земле, оставляя за собой черный хвост дыма. И тут же пушечная очередь ударила по их самолету. В кабине пилота разлетелась вдребезги приборная доска, а из пробитого центрального бензобака брызнул бензин, и сразу на самолете забесновалось рыжее пламя. Но летчик Сережа Стодолкин упорно вел его на свою территорию, а Женя Лашук продолжал отстреливаться от истребителей. В его кабине пахло бензином и горелым металлом, от чего во рту оставался горьковатый привкус. Но огонь быстро добрался и к нему. Загорелся комбинезон, острая боль жгла руки и лицо. И тут он увидел совсем рядом распроклятый "мессершмитт" с черными крестами на крыльях и паучьей свастикой на руле поворота. Такую возможность Женя упустить не мог. Превозмогая боль, из люкового пулемета длинной очередью полоснул по немецкому истребителю. И... "мессершмитт" взорвался! Это Женя увидел своими глазами, но обрадоваться не успел. В нос ударил запах собственного горелого мяса. Окликнул командира, но переговорное устройство не работало. Терпеть страшную боль больше не было сил. и он выбросился из пылающего самолета. Морозный воздух хлестнул по обожженному лицу. Женя выдернул вытяжное кольцо - и... парашют не раскрылся. А заснеженная огромная земля надвигалась стремительно, неумолимо. Предметы на ней крупнели, словно росли на глазах. Ожидание смертельного удара об эту будто падающую на него землю было ужасным. В голове мелькали какие-то обрывки мыслей: "сырое мясо во сне", "бабушкина молитва"... Каждая клеточка тела затрепетала и замерла: смерть неизбежна! Всем существом ощутив, что земля - вот она рядом, что сейчас конец, Женя потерял сознание. Сначала он почувствовал щекой что-то твердое и холодное. Ощущение, что жив, вызвало безграничное удивление. Еще не веря в совершившееся чудо, попробовал открыть глаза. Они опухли. Сквозь щелочки увидел у самого лица снег, голые ветки кустов на фоне высокого, просто бездонного неба и убедился - жив! Подумал о бабушкиной молитве... и снова потерял сознание. ...Недалеко от передовой находился медсанбат, и медики видели неравный бой пикирующих бомбардировщиков. Видели, как от гибнущего самолета отделились две человеческие фигурки. Над одной распахнулся упругий купол парашюта, а другая с высоты 600-700 метров камнем упала на землю. Этот, конечно, во врачебной помощи уже не нуждался, а тот, что под парашютом, мог быть ранен и обожжен. Тем не менее на поиски обоих отправились майор медицинской службы Николай Алексеевич Поляков, медсестра Серова и санитар Воронцов с носилками. Шли друг за другом по глубокому снегу. Начался минометный обстрел, и медики залегли. Когда обстрел прекратился, стали продолжать поиски. Первым обнаружили штурмана Сережу Фокина. Он благополучно спустился на парашюте и только слегка был обожжен и мог самостоятельно идти. Когда уже стали возвращаться, медсестра Серова случайно увидела на дне глубокого оврага тело второго летчика. По крутому склону по пояс в снегу, придерживаясь за кусты, спустились к нему. Это был стрелок-радист Евгений Лашук. Майор медицинской службы Поляков просто так, по врачебной привычке, послушал у разбившегося пульс и, присвистнув от удивления, воскликнул: - Чудеса в решете! Парень-то жив! Давайте скорее на носилки, только очень осторожно, наверное, у него много переломов! Медики с великим бережением вынесли капитана из оврага и вместе с его нераскрывшимся парашютом доставили в свой передовой медсанбат. Здесь был составлен акт. который подтверждал, что капитан Евгений Лашук с высоты 600-700 метров выбросился из горящего самолета с парашютом, который не раскрылся: его вытяжной тросик был перебит осколком снаряда. Лашук упал на крутой склон глубокого оврага, поросшего кустарником и покрытого толстым слоем снега. По этому склону он скатился на дно оврага и остался жив. В медсанбате Лашук в сознание не пришел, и его отправили в эвакогоспиталь города Тихвина вместе с актом и нераскрывшимся парашютом. Он очнулся только на вторые сутки. Врачи тщательно его осмотрели, а к акту приобщили не менее удивительную выписку из истории болезни капитана Евгения Лашука. В ней говорилось, что у больного, упавшего с высоты 600-700 метров, переломов костей не обнаружено, и внутренние органы не повреждены. Но он получил чрезвычайно сильное нервное потрясение. ...Из воспоминаний маршала авиации Владимира Александровича Судеца: "Зимой сорок третьего года я командовал 1-м бомбардировочным корпусом резерва Главного командования. Корпус действовал на Волховском фронте. Утром 11 февраля на передовом наблюдательном пункте 2-й ударной армии, наблюдая за действиями нашей авиации и наземных войск, находились: представитель Ставки Верховного Главнокомандования маршал Ворошилов и командующий Волховским фронтом тогда генерал армии Мерецков. Они видели, как мои пикирующие бомбардировщики уничтожили немецкие батареи в районе станции Рамцы. Видели, как их атаковали "мессершмитты" и как один бомбардировщик, уже охваченный пламенем, продолжал вести бой и его стрелок-радист сбил немецкий истребитель, а сам с высоты 600-700 метров выбросился с парашютом. Но его парашют не раскрылся. Маршал Ворошилов лично обязал меня выяснить причины отказа парашюта, а стрелка-радиста за мужество и героизм, проявленные в неравном бою, наградить посмертно. Когда мне сообщили. что стрелок-радист капитан Лашук находится в эвакогоспитале города Тихвин, не поверил. Ведь своими глазами видел, как он камнем упал на землю с огромной высоты. В госпиталь я приехал дня через четыре. Лашук лежал на койке, обожженные руки и лицо были забинтованы. Я видел только глаза. Врач, который его лечил, сказал, что теперь верит в чудеса. Тут же, в палате, в присутствии раненых и медицинского персонала, я вручил капитану Лашуку орден Отечественной войны 1 степени. А затем мы все выпили за его чудесное спасение, за совершенный им подвиг боевые сто грамм". ...Из госпиталя капитан Евгений Лашук, человек доблестной и столь фантастической судьбы, возвратился в свой корпус, который стал 2-м гвардейским. Служил в 160-м гвардейском бомбардировочном полку и снова летал на боевые задания. Участвовал в разгроме немецкой группировки войск в Бреслау, в боях за взятие Берлина, освобождение Праги. После отставки жил в городе Моршанске Тамбовской области в доме 10 на Евдокимовской улице в окружении своей семьи, детей и внуков.