Валерия Малахова - Каждый третий Страница 2

Сопляк кивал, плечи тряслись. Дрожит? Плачет? А хрена ли сейчас разбираться!

– Пошел, скотина!

– Они его забрали, наверное. Забрали. Я не знаю, что с ним сделали, – Валёк захлебывался слезами, тыкался носом в грудь господина директора. Антон Игоревич обнимал глупого мальчишку. Молчал.

Вокруг толпились воспитатели Пансиона, учителя и охрана. Но Валёк видел только метнувшийся тогда навстречу свет фонаря. Слышал только собственное сиплое дыхание. А помнил – помнил просвистевший над плечом камень. И крик: «Вон пансионский! Бей чистюлю!»

И визг тормозов. Как будто мотоцикл въехал в нечто мягкое…

– Я даже имени его не знаю! А он ведь меня спас, спас, спас! А они его…

– Они разберутся, – спокойно и внушительно произнес наконец Антон Игоревич. – А ты, надеюсь, понял, что сеть Пансионов, предназначенная для защиты будущего науки…

Валёк слушал – и не слышал. Там, где-то там, страдал его бесстрашный защитник. А он, надежда и гордость…

Он струсил. Сбежал. Бросил того парня.

Трус. Мерзкий, подлый трус.

Ромке было хорошо. Кайф приятной волной разливался по телу, где-то хрипел дешевый радиоприемник – а вокруг сидели свои.

Все свои. И Сольпуга. Мало ли кто там у него батя – а сын вот он, здесь. Не в Пансионе трескает харчи за наш счет, как этот…

Валуеву поверили. Чего ж не поверить – чистюлю показал, камень в него кинул, а что ногу подвернул – с кем не бывает?

– Ты дурак, – степенно втолковывал Сольпуга, прихлебывая пиво из оранжевой банки. – Видишь же – мы едем, ну и отползи себе в сторонку. Мы б этого козла…

– Я его… ик… сам… в порошок, когда встречу… ик… падлу… – Ромка преданно глядел на Сольпугу и сам верил в то, что говорил. Ведь несправедливо же: мы сдохнем, а этот вихрастый будет жить. Долго. И счастливо, вот ведь обидно!

Козел. Гадина!

Ромка плакал, тиская жилистую, вислогрудую девку, и та ревела вместе с ним. За компанию.