Кира Сошинская - Бедолага Страница 2

Сказали ему об этом старики, закурили и пошли к озеру рыбу ловить, план для колхоза выполнять. А Расторгуев записал их имена-фамилии на бумажку, подлечил ногу, нащелкал снимков и уехал в центр. Прошло месяца три, снег выпал, дни короче стали, пурга завыла. Пришла почта. В почте номер областной газеты, и статья в ней Расторгуева, младшего научного сотрудника. "Чудовище озера Хайлыр" называется. И все почти как по правде описано. И озеро, и поселок, и то, что старики говорят, - с упоминанием их имен и отчеств. Потом рассуждения некоторые про английских чудовищ, которых уже вот-вот найдут, а у нас до сих пор ничего не было. Потом еще фотография, на которой ничего разобрать нельзя. И призыв искать и искать чудовище реликтового типа. После статьи было от редакции послесловие. Редакция писала, что как хорошо, что уже скоро найдем чудовище. Прошло еще несколько месяцев, и московский журнал "Популярные знания" статью перепечатал. И фотографию Расторгуева, потому что на фотографии, которую он на озере снял, ничего разобрать нельзя было. Но там уже эта статья не одна была. Два доктора наук на нее опровержение написали и доказали, что в Хайлырском озере никаких драконов водиться не может, потому что там фауна не такая. И еще один доктор написал, что водиться, конечно, не может, но все равно это очень интересно.

- Ну а вы-то что? Есть у вас чудовище? - вдруг заинтересовался Руслан.

- Какое чудовище? - В голосе председателя вспыхнула угроза, но тут же устало затухла, будто не в силах был он поддерживать в себе накал негодования.

- Ну которое Расторгуев видел?

- Старики, они мало ли что говорят? Старикам верить не всегда надо... Ну вот, значит, только подсохло с весны, звонок мне из района: "Что скрываешь чудовище?" Это Лукича сын, ты его, Иван Никитич, знаешь. Так вот, звонит он теперь мне, говорит: "Я главный районный ветеринар и очень интересуюсь, почему с мест сигналов не было". Я говорю: "Чепуха это все, у меня половина мужиков на лесозаготовках, некому рыбу ловить, а еще геологи скоро нагрянут, и каждой партии рабочих давай. Так что некогда чудовищами заниматься". А он мне: "Если, - говорит, - поймаешь собственными местными силами, иметь тебе награду, и всему району слава мировая".

- Вот стервец! - сказал Иван Никитич. - Славу мировую захотел.

- Я ему и говорю: "Ты перестань мне агитацию разводить, лучше бы нам механика прислали, - движок вторую неделю не работает". Ну, поговорили, а еще через неделю снова звонок. Из области. Просят, значит, приготовить восемь мест в нашей гостинице или в Доме колхозника для научной комиссии. Проверять будут. Посмеялись мы, какие у нас дома для приезжих, но две избы выделили. А там уж началось. Что ни день - новая группа. Тут уж и туристы добрались, и какие-то филологи, и... да я тебе прочитаю, кто вчера приехал.

Председатель достал пухлую записную книжку, полистал, ее и прочел:

- "Девятнадцатое. Приехали на чудовище глядеть: юных натуралистов из поселка Казачьего - семнадцать человек с руководителем, делегация Союза композиторов - три человека и один рояль, туристов-одиночек - сто сорок четыре человека, представителей магаданского Общества слепых - два человека и поводырь, альпинистов-перворазрядников - восемь, аквалангистов-черноморцев..."

- Ты погоди, Савватий, - сказал Иван Никитич. - Ты нам скажи, чего изнуряешься? Ведь слава-то какая.

- Какая слава? Какая слава? Думаешь, кто, кроме того специалиста, которому парное молоко нужно, обо мне знает? А так, кроме мороки да возни, никакой радости. Думаешь, хоть одна рыбина в озере осталась? Мне весь план рыболовный на восемь лет сорвали, охоту вокруг уничтожили... Кто мог - все в тайгу подались. Только старухи остались.

Председатель поднялся из-за стола и пошел, ссутулясь, в угол, где висел длинный серый дождевик.

- Хоть нашли чего? - спросил Руслан.

- А кто их поймет? Чуть стемнеет, начинают видеть. То один, то другой. А совсем темно станет, так каждый второй видит.

Седов молчал в углу. Я так поняла, что он думал о рабочих, которых нам не нанять, и о грузе, который не найти среди всего обилия товаров, сваленных в этом пустынном уголке.

...Озеро и на самом деле было небольшим, полкилометра в диаметре. Серая поверхность его была довольно плотно уставлена плавучими средствами, - от катеров на подводных крыльях до грубо сработанных плотов и отдельных бревен. Рыбу в озере уже всю выловили - берег был покрыт тонким слоем мелкой чешуи. Энтузиасты громко переговаривались, ссорились порой из-за удобного места, падали в воду и пели хоровые песни.

Береговые наблюдатели обладали в массе более совершенной аппаратурой. Бинокли, старинные медные подзорные трубы и почему-то несколько теодолитов. Суровые молодцы, постукивая молотами, монтировали громадную клетку из железной арматуры.

- Чепуха какая-то, - сказал Ким. - Я пойду баню поищу, там сейчас, наверное, совсем пусто.

В этот момент издалека, от того берега, раздался неясный, но громкий вопль. Вопль прокатился по всему озеру, приобретая по мере движения вопросительные интонации. Затрепетали подзорные трубы, и со словами "оно, оно!" все помчались к берегу.

Но тревога оказалась ложной. Тут же выяснилось - крикнули с дежурного вертолета, - у одного из катеров подломилось подводное крыло. Ким ушел искать баню, а мы с Русланом остались на берегу. Еще раза два поднималась тревога, но оба раза она оказывалась ложной. Начало темнеть, и сильно похолодало. Загорелись костры.

- Пошли, что ли? - сказала я Руслану.

Руслан, в котором здоровый скепсис одолел, наконец, любознательность, согласился со мной. Так мы покинули таинственное озеро.

А утром я вышла снова на берег озера, просто погулять. Берег оказался неожиданно пустынным. "Клондайк" спал. Он поздно ложился и поздно вставал. Только вертолеты гудели на посадочной площадке да Седов зычно ругался с пилотами.

Чем дальше я шла по берегу, тем меньше встречалось кострищ и банок из-под сгущенного молока. Наконец я вышла к сопкам дальнего берега. Здесь природа сохранилась почти в полной чистоте, если не считать отдельных обгорелых дровин да чьих-то очков, прибитых волнами.

Поселок казался издалека мирным и тихим; и если бы не несколько ранних дымков, можно было подумать, что весь вчерашний день приснился.

Солнце принялось вылезать понемножку из-за сопки, и туман над озером заволновался, расползаясь по берегам.

Я вынула из кармана краюху хлеба и откусила кусок. Стоя есть было неудобно. Поэтому я подошла к самому берегу и села на камень, выдающийся далеко в воду.

Вода передо мной заволновалась, расступилась, и из нее показалась длинная черная шея с маленькой головой и большими печальными глазами. Шея была настолько худа, что позвонки далеко выпирали, натягивая кожу.