Журнал «Если» - «Если», 2002 № 03 Страница 2

— И что тебе надо? — мрачно осведомился он.

— Хочу взглянуть на одного из твоих подопечных. И услышать все, что ты можешь о нем сказать.

— Подопечных? Имеешь в виду животное?

Что же, его предположение вполне закономерно. В обязанности Магистра Смерти входит сбор трупов животных, подохших по всему юроду, равно как и тел Людей, принесенных в жертву, а также казненных преступников. Но мой кузен чертовски хорошо понимал, что речь идет не о животном, да и голос его выдавал.

— Я имел в виду хуэтлакоатля.

Девять Оленей съежился и вздрогнул, как от удара.

— Нет! Нив коем, случае!

Я с преувеличенней небрежностью прислонился к стене и скрестил руки на груди.

— Как хочешь, кузен. Выбор за тобой.

Поколебавшись, он, очевидно, взвесил шансы и счел за лучшее согласиться на все, лишь бы я поскорее убрался. Он пожал плечами, махнул рукой и повел меня по короткому коридору. В конце находилась комната — узкая, с низкими потолками, но куда более опрятная, чем приемная. На полу были разбросаны душистые травы, газовые рожки отбрасывали яркий равномерный свет. Обычно подобные помещения предназначались для тел высшей знати и важных чиновников. То, что лежало сейчас на столе, при жизни не было ни аристократом, ни тем более чиновником, но явно «имело вес».

— Только побыстрее, — предупредил Девять Оленей, едва мы переступили порог. — Скоро за телом придут.

Я сделал знак, и кузен откинул красную простыню, прикрывавшую труп.

Существо на каменной плите было ростом с человека и ходило на двух ногах. На этом сходство с человеком кончалось. Зеленовато-серая кожа, меняющая цвет на мертвенно-белую между лапами. Вытянутая вперед морда с пастью, усаженной острыми зубами, предназначенными для того, чтобы кусать, рвать, терзать. Огромные средние когти на каждой задней лапе отведены назад в смертной судороге. Передние — чуть потоньше и более гибкие — тем не менее застыли в хищном хватательном жесте. Труп лежал на боку: перевернуть его на спину мешал хвост.

Хуэтлакоатли, древние повелители змей, таинственные обитатели Виру, лежавшего к югу континента. Несмотря на сотни лет торговли, набегов и случавшихся время от времени войн, несмотря на то, что они устроили торговую факторию на острове в заливе, раньше я никогда не видел их во плоти.

— Удовлетворен? — прошипел Девять Оленей, пытаясь прикрыть чудовище. Но я нахмурился и отстранил его. Труп был располосован от паха до шеи. На теле имелись и другие раны: колотые — в верхней части груди, и темная линия вокруг шеи — очевидно, след удавки.

Ткнув пальцем в зияющую рану, я покосился на Девять Оленей.

— Это было сделано после смерти, — признался тот. — При условии, что тварь функционирует, как человек или как животное. Сердце… или в чем там содержится его душа… перестало биться. Создание не было принесено в жертву.

Я нагнулся, чтобы получше рассмотреть трехпалые лапы со смертоносными когтями.

— Кровь была?

— Нет. И на большом пальце задней лапы тоже. А теперь, не будешь ли так добр убраться?

— Попозже. Итак, что еще можешь сказать?

— Ничего. Проваливай.

Не обязательно быть телепатом, чтобы понять, о чем он думает. Как аристократ, хоть и не слишком знатный, и отпрыск рода Тростников я имею полное право находиться здесь. Но принадлежность к роду и моя жизнь — это все, что не было отнято у меня при изгнании. И, несмотря на теоретические права члена рода, сомневаюсь, что властям понравится, если какой-то человек, даже самой безупречной репутации, станет шнырять здесь и совать нос в столь деликатные вещи, как мертвый хуэтлакоатль. Так что я очень легко могу лишиться головы. Но Девять Оленей куда больше заботится о собственной шкуре: случись что со мной — достанется и ему. И поскольку мой кузен высоко ценил свою карьеру (гораздо выше, чем мою жизнь), домыслить остальное было легче легкого.

— Мне спешить некуда: впереди вся ночь, — неторопливо сказал я.

Девять Оленей скрипнул зубами.

— Его прикончили там же, где нашли, в переулке… если, разумеется, эти твари истекают кровью, как животные.

Ну что же, укромный темный переулок — вполне подходящее место для подобной расправы. Я потянулся к нижнему краю убогого плаща, наброшенного на странное существо.

— Что это?

Девять Оленей неловко переминался с ноги на ногу.

— Не знаю. Клянусь, не знаю.

Я поднес тряпку к носу, фыркнул, пытаясь отогнать зловоние.

— Свечной жир.

Разжав руки, я снова осмотрел тело. Тот, кто сделал это, некоторое время постоял над трупом.

Девять Оленей почти приплясывал от волнения.

— Представители хуэтлакоатлей с минуты на минуту будут здесь, чтобы унести тело. Если тебя тут застанут, нам обоим несдобровать.

— Никаких душистых трав и скрученных полотнищ?

— Мы не знаем, какие обычаи практикуют хуэтлакоатли в таких случаях. Да иди же!

Больше здесь поживиться было нечем, и я подчинился. Немного подождал в тени, напротив храма Магистра Смерти, под резным изображением Чудища Земли, защищавшим меня от дождя, и хорошенько обдумал все, что узнал от кузена. Пока еще не время возвращаться но «Дворец Колибри». Дядюшка Тлалок любит подробные отчеты, а не тайны.

Первой загадкой была гибель твари. Как это произошло? Драка между хуэтлакоатлями? Возможно. Предположительно, они убивали, вспарывая животы острыми когтями задних лап и выпуская внутренности, но рана шла снизу вверх, а не наоборот, и, что всего интереснее, плоть была аккуратно разрезана, а не порвана. Следы же удавки и колотые раны на груди предполагали вмешательство человека. Потому-то, наверное, дядюшка Тлалок с таким пристрастием относился к этому делу.

Итак, предположим, хуэтлакоатля прикончили люди. Именно люди. Один держал удавку, кто-то орудовал кинжалом: убийц, скорее всего, было двое, судя по частоте ударов. Но мотив? Верно, тварей недолюбливали настолько, что они редко покидали свой сказочный остров в заливе и почти всегда путешествовали под охраной вооруженных воинов. Однако в данном случае ни о какой охране речи не было. Может, хуэтлакоатль осмелился выйти в город по какому-то необычному делу?

Шорох резиновых шин по мокрой от дождя мостовой заставил меня отступить глубже в тень. Паромобиль, длинный, низкий, такой же черный и блестящий, как гагатовое ожерелье Госпожи Смерти, подкатил ко входу в храм. Пар с шипением вырывался из-под капота. Чересчур широкая и низкая дверца распахнулась, изнутри показались четыре закутанные в плащи фигуры. Первые три пошли вперед, через минуту за ними последовала четвертая. Эти трое были людьми: сразу заметно, несмотря на скованные движения под бесформенными одеяниями. А вот четвертый — нет. Уж слишком он был гибким, каким-то растекающимся: семенил, подпрыгивал и проделывал все это совершенно естественно, в отличие от своих товарищей, которые вели себя, подчиняясь каким-то не известным мне правилам.