Кир Булычев - Как стать фантастом Страница 2

Раз у меня есть кузина Светлана, значит, у папы была сестра.

Ее звали Ксения. Все говорили, что тетя Ксения очень красивая.

По мне, она красивой не выглядела, так как была очень толстой и всегда жевала.

Они с отцом были похожи - толстые узколицые блондины высокого роста.

Папа был частью сумасшедшего мира, но ничем в том мире не выделялся. А вот от тети Ксении шла такая фантастика - социальная, конечно, - что мне бы ничего подобного не придумать.

Толстая красивая тетя Ксения вышла замуж за комбрига Воронова. А у комбрига Воронова было два брата комбрига, и тоже Вороновы. Ксения родила комбригу Воронову дочь Светлану.

Тогда Светлана было имя знаковое, им девочка как бы мистически приобщалась к семье Сталина, А в тридцать седьмом тетя Ксеня, такая же красивая и еще более толстая, приехала в дом отдыха РККА на Черном море, где е.е увидел и безумно полюбил Петр Сикорский. Лейтенант, летчик. Племянник сбежавшего в САСШ (Соединенные Штаты Северной Америки) конструктора самолета "Илья Муромец" и изобретателя геликоптера. И он не боялся этого родства и не скрывал его.

Тетя Ксеня полюбила отважного пилота.

Они гуляли под большими крымскими звездами и говорили о возвышенном. Но расстаться с комбригом тетя Ксеня не пожелала.

Тогда, вернувшись в часть, молодой пилот стал думать, как ему добыть возлюбленную. Кстати, фамилия его была не Сикорский, а скажем, Василенко, и был он не пилотом, а проходил по хозяйственной части.

Петя псевдо-Сикорский нашел способ пробиться к сердцу Джульетты.

Он написал письмо в соответствующие органы, сообщив, что три брата Воронова устроили заговор на немецкие деньги. И так далее. Как и положено. Братьев взяли и расстреляли, Светлана осталась сиротой, а тетя Ксеня безутешной вдовой без средств к существованию. И тогда приехал Петя Сикорский и утешил женщину. Тогда он не стал говорить ей о том, на что его толкнула безумная любовь. Это он расскажет уже после войны.

Медовый месяц супруги Василенки провели в воинской части, а в сороковом году завоевали Прибалтику.

Вот тогда я их первый раз увидел.

У Василенок был такой обычай: если они были на коне и при добыче, то они останавливались у папы, который к тому времени покинул нас с мамой, а если судьба прогибалась вниз, то они жили у нас. Но это в будущем. А сейчас я только скажу о первом впечатлении от дяди Пети: у него была белая коротко стриженная голова и блестящие скрипучие сапоги. Завоевание Прибалтики для меня обернулось радостью - Василенки привезли оттуда много конфет в ярких фантиках и мне несколько штук досталось.

Сделав отступление о тете Ксене и дяде Пете, я вернусь к ним, и не раз, в дальнейшем, чтобы подтвердить тезис Максима Горького (если я его правильно запомнил): "Всем плохим во мне я обязан людям".

Сейчас же пришла пора вспомнить о моих родителях.

Дедушка висел на ногах юноши Всеволода Николаевича Можейко как тяжкие вериги. Из такой семьи в полет не вырвешься.

Поэтому неудивительно, что мой папа решил стать пролетарием, Для этого в пятнадцать лет формально ушел из дома, устроился учеником на завод и перевелся из школы в рабфак.

В 1922 году в возрасте 17 лет отец прибыл в Петербург (это не описка был период при советской власти, когда Петрограду временно вернули довоенное название). У папы была хорошая пролетарская биография. Он поступил в университет на юридический факультет, а заодно стал деятелем в профсоюзе.

Охраняя права работниц, он бывал на фабрике американского капиталиста Хаммера, где делали карандаши и пуговицы. Там он и встретился с молоденькой пролетаркой Машей Булычевой, тоже сиротой из рабочей семьи.

Мама стала пролетаркой тоже не от хорошей жизни.

Полковник Михаил Булычев, преподаватель фехтования в Первом Кадетском корпусе, а затем воинский начальник в Опочке, умер в 1913 году от аппендицита, и девочку устроили на казенный кошт в Елизаветинский институт благородных девиц. После Октябрьской революции институт демократически слили с кадетским корпусом. Всю зиму 1918 года кадеты и институтки обучались совместно.

Разумеется, должность полковника Булычева и подробности жизни в Елизаветинском институте мама вспомнила только в конце 50-х годов. Весной 1918 года здание института потребовалось революционному учреждению, и кто-то сообразил погрузить всех девочек и мальчиков в теплушки и отправить их на юг, на Кавказ. Поехали все, у кого не было родителей или чьи родители на это согласились. То есть почти все воспитанницы и кадеты. До Кавказа не доехали. Их всех по дороге перебили. Чьих рук это дело - мама не знала.

Маму взяла домой ее мачеха, и они бедствовали вдвоем. В двадцатом мачеха умерла, и мама, перейдя в вечернюю школу, пошла работать на фабрику. Она зарабатывала стаж и классовую сущность. А в свободное время со своими друзьями, в будущем знаменитыми нашими теннисистами, мама выступала спаррингпартнершей на кортах. Она меня уверяла, что хватало не только на хлеб, но и на пирожные. Наступил нэп.

И вот в 1922 году встретились таганрогский слесарь и станочница с фабрики Хаммера. А в 1925 году Всеволод и Маруся поженились.

Мама оставила фабрику, пошла в автодорожный институт и работала одновременно шофером. Папа заканчивал университет и начал работать адвокатом.

Мама окончила автодорожный, а папа как молодой партиец с безупречным сиротским прошлым стал председателем Ленинградской коллегии адвокатов. Ему было тогда 22 года.

Как стать Фантастом Остальные многочисленные адвокаты в нэповском Ленинграде принадлежали к царскому прошлому - народ это был тертый, немолодой, но с амбициями. И сомнительный пролетарий в лице моего папы им не очень нравился.

Вот и роман.

Не фантастический, но социальный и, может быть, исторический. Другими словами, я родился в семье лжецов. Разоблачение было не за горами.

Но пока что моя мать, получившая диплом инженера-механика, решила сделать карьеру и откликнулась на призыв партии укрепить молодыми образованными пролетариями и пролетарками высшие кадры Красной Армии. Она легко поступила в Военную Академию Химической защиты имени товарища Ворошилова и окончила ее весной 1933 года, получив звание военного инженера III ранга.

За годы учебы в академии маму не разоблачили, и она была распределена комендантом Шлиссельбургской крепости.

А вот теперь вы должны согласиться со мной, что наличие мамы коменданта Шлиссельбургской крепости - важный шаг на пути в фантасты.

Как ни горько, но придется признаться в том, что ни Веры Фигнер, ни Морозова, ни жертв большевистского террора в Шлиссельбурге тогда не было, так как он был складом боеприпасов, а моя мама - военным химиком.