Александр Колпаков - «На суше и на море» - 66. Фантастика Страница 2

Владимир помрачнел. Да, верно, он теряет все это. «А что взамен?» — подумал он, чувствуя, как слабеет воля.

— Внеземные цивилизации… это нечто большее, чем красоты природы, — пробормотал он, но в его голосе не было прежней уверенности.

Тая недоверчиво поглядела на него:

— А кто может утверждать, что они существуют? Кто-нибудь видел эти цивилизации?

— Чего ты хочешь от меня? — почти с мольбой сказал Владимир. — Твердо я знаю лишь одно: нельзя прервать эстафету поисков… — Он запнулся, ибо то были чужие слова: их беспрестанно повторял Григорий Королев. — Ладно, оставим это.

Астахова охватила растерянность. Он привлек девушку к себе. Тая высвободилась. Ей хотелось заплакать, но она сдержалась. Лишь вспыхнули и угасли серые глаза. Сожаление о несбывшемся переполнило ее сердце. «Не нужна была эта встреча», — подумала она. Быстрым движением подняла с земли ветку, нервно погрызла ее, бросила за куст.

— Мне жаль тебя, — сказала она. — Внеземные цивилизации не твое призвание. Выдержишь ли? Это, наверное, очень трудно?

— Кто знает? — непроизвольно вырвалось у него. В сгущавшихся сумерках нельзя было разглядеть ее лица, глаз, но Владимиру показалось, что она плачет.

Они расстались на развилке дорог. Он знал, что видит Таю в последний раз. Оцепенев, он следил, как она исчезает среди деревьев. Броситься вслед, догнать, объяснить, вернуть то, что было прежде?… Вернуть дни юности? Но он не тронулся с места. Противоречивые желания разрывали его душу. Поскорее бы «Скандий», который ждет сейчас на лунной орбите, умчал его от земных наваждений. Но ведь Тая права в главном: можно пройти тысячи парсеков, открыть самые невероятные миры и никогда не возместить того, что оставил на Земле. Человека волнует и трогает земное, лишь то, частицей чего является он сам. Но ничего уже нельзя изменить. Решающий шаг сделан. Он, как и все его новые товарищи, должен принять эстафету из рук тех, кто начал ее до них.

День за днем, месяц за месяцем «Скандий» врезался в бесконечную ночь Пространства. «Третий год по времени корабля, — подсчитывал Владимир. — То есть десять земных лет. О боже! Кончится ли когда-нибудь это бесконечное монотонное падение в небесную бездну?»

Им все сильнее овладевала глухая, необъяснимая хандра. Возможно, виной этому было размеренное, невыносимо однообразное существование. Жизнь вне времени и пространства. Ни дня, ни ночи, ни движения, ни покоя. Разве можно назвать это покоем, когда ты как бы подвешен в пустоте на годы? Иногда Владимиру казалось, что вот-вот он сойдет с ума. Романтика поисковых экспедиций оказалась слишком суровой. Это было не то, что он представлял себе там, на Земле, слушая рассказы ветеранов. Или, может, они видели ее, романтику, в чем-то недоступном пониманию новичка?

Очередная «ночь» была на исходе, а Владимир все не мог заснуть, хотя через два часа должен был сменить Королева за пультом управления. В корабле стояла мертвая тишина. Ни звука, ни шороха… Что-то поделывают сейчас ребята? Спят, наверное. А что же им еще делать? Владимир завидовал им.

Ветеранам все нипочем. Они привыкли. У каждого за плечами годы и годы экспедиций. А он новичок, начинающий искатель. Но когда-то всем нужно начинать.

Он знал, что на корабле не спит только один человек — Григорий Королев. Владимир представил себе его богатырскую фигуру, копну полуседых волос, свисающих на широкий лоб, медлительные, уверенные движения, его глаза — темные, как вода в глубоком колодце. Королеву было уже за пятьдесят, и он всю жизнь ищет эту фату-моргану, иллюзию, мираж… «Конечно, внеземные цивилизации не более чем мираж, — с ожесточением подумал Владимир. — Сколько затрачено усилий! Но оправданы ли они?»

И он побежал к Королеву в рубку.

— Ты объясни мне, зачем все это? — начал он, будто продолжая прерванный разговор.

Королев медленно повернул голову. Он не удивился появлению Владимира, словно знал заранее, что тот придет.

— Что объяснить? — спокойно произнес Королев.

Владимир почти кричал:

— К чему были все эти годы исканий, не приведших к цели? Зачем нам эти другие разумные? Надеемся поумнеть сразу на тысячу лет? Так, что ли?

— Хотя бы и так, — снисходительно поглядел на него Королев. — Да, мы не встретили еще других разумных. Экспедиции вернулись ни с чем. Зато мы освоили ближние и дальние окрестности Солнца. А это уже немало! Теперь сфера исканий переместилась в третью спираль Галактики. И нам не придется искать там, где побывали до нас… — Он помолчал, внимательно разглядывая Владимира, его приземистую, крепкую фигуру, нервное, решительное лицо, покрасневшие от бессонницы глаза. — А нервы твои, Володя, пошаливают. Не рано ли ты вступил на длинную дорогу?

Астахов потупился. Ему стало стыдно.

Королев отвернулся и долго смотрел в иллюминатор, где все так же вспыхивали и гасли голубые факелы ближних звезд. Потом заговорил резко, отчетливо, словно откалывая фразы.

— Зачем? — спрашивают люди с тех пор, как вышли из первобытного состояния. Зачем неандерталец смотрел на звезды? Он мог и не замечать их! Для чего Прометей похитил с неба огонь? Можно было не делать этого. Люди и так слишком долго захлебывались в вязкой тине будней. Человек заслуживает большего. Пусть его предки родились в первобытном океане Земли, потом перешли на сушу, в жирную архейскую тину. Но жизнь нам дало все-таки солнечное излучение, свет Солнца. И в этом смысле человек — прямой потомок света, частица Солнца и звезд. Будущее людей среди звезд. Им предстоит познать и освоить Вселенную… Вот почему мы здесь, в Пространстве. Да, я знаю, в глазах многих галактическая дорога — это дорога мечтателей и чудаков.

Королев усмехнулся, махнув рукой.

— Но разве мыслимо найти разумные миры в этом океане звезд? — возразил Астахов. Он так и не вошел в рубку, оставшись стоять в проходе. — Все равно что искать булавку, оброненную в песках Марса.

— Это уже другой вопрос, — ответил Королев, по-прежнему глядя в иллюминатор. — Чтобы оторваться от Земли, нам потребовалось несколько тысяч лет. А по галактической дороге предстоит шагать миллионы лет. До тех пор пока длится эпоха красного смещения, Эра Разума. Так-то вот. Иди-ка, парень, спать. Я тоже ломал себе голову над этим много лет назад. И понял, что ничего не надумаешь, а получишь головную боль. Мы делаем не то, что нам нравится. Историческая необходимость, задачи каждой данной эпохи — вот кто нами командует.

Владимир возвратился в свою каюту, лег на постель, закрыл глаза… На несколько мгновений он забылся, может быть, заснул. Но мозг лихорадочно работал, рождая вереницы образов, мысли, неясные картины пережитого или передуманного. Астахов очень ярко представил себе молчаливые фигуры галактических пилотов, штурманов, ученых — тех, кто не вернулся из поисковых экспедиций. И будто сам вместе с ними переживал мучительные годы, проведенные в бесплодных исканиях.