Александр Зорич - Похороны крокодила Страница 2

Все еще в дубленках, Галинька и Женя походили на жен-мироносиц из баптистской брошюры. Они стояли ближе всех к аквариуму, излучая скорбное спокойствие.

За ними, оплывая от усталости как большая новогодняя свеча, расположилась продавщица из кондитерского Серафима, немолодая, неповоротливая женщина, всяким торговавшая на своем веку. Эпоха обэхаэсэса, с ее редкими, но оттого втройне грозными расстрельными делами, борьбой против несунов, «особо крупными размерами» и прочим народным контролем наложила на Серафиму печать непроходящего испуга. Выражение ее увядшего лица наводило Сашу на мысди о гримасах гибнущих внезапной насильственной смертью - оно было недоумевающим и одновременно мазохистически-радостным.

Серафиму придерживала за талию уборщица Нона - бесправное существо родом из грузинского села. Когда-то их названия завораживали даже диавольски требовательного поручика Лермонтова, теперь же не умели запомниться картографу.

С той же стороны витрины, что и Саша, стоял, поигрывая брелоком от машины (он никогда не упускал случая уточнить - «иномарки»), охранник, отставной майор Молоштанов. Крючковатый нос, мелкие бесцветные глаза, волосы в ушах.

Поодаль теребила пачку дамских сигарет Арина, менеджер этажа. Время от времени она изменяла позу, чтобы дать отдохнуть своим натруженным ногам, переобутым уже для улицы в теплые сапожки на высоком каблуке.

Остальных Саша, работавший в «Сытый-сити» только четыре месяца, совсем не знал.

Все по-разному молчали, вглядываясь в мутную воду аквариума с покойником.

«Гражданская панихида», - усмехнулся Саша.

- Товарищи, что делать будем? - воззвала Серафима, оборачиваясь. На собраниях трудового коллектива супермаркета она всегда что-то предлагала - сказывалась советская выучка.

- Ну… как это что? Закопаем! Галинька зачем-то всхлипнула.

- А по ведомости проведем как «браковку», - задумчиво заметила старший кассир.

- Не получится. При браке нужно оформлять возврат, - сказала очкастая девушка из бухгалтерий. - А эта «Гортензия-альфа», которая нам животное поставила, уже месяц как самоликвидировалась, директор вообще в розыске…

- Тогда оформим как «порченый».

- Теоретически можно. Только если будет проверка, с меня за «порченого крокодила» снимут премиальные… Скажут, неправильные у тебя, Шарова, шутки.

- Можно сделать, чтобы его купили, - предложила Женя.

- Да кто его дохлым купит? Его и живым-то никто не покупал…

- Почему, предыдущего же купили, - возразила Галинька.

- То случайность была. Такие фраера, с фантазией, нынче редкость… - Молоштанов улыбнулся своему воспоминанию, сверкнул золотой зуб.

Эту популярную историю - про фраера с фантазией - Саша уже слышал. Некий бизнесмен привез купленного в «Сытый-сити» крокодила на стрелку с контрагентами, думал удивить. Поскольку он приехал раньше, сдал спортивную сумку с тварью в гардероб ресторана. Пока то да се, крокодил выбрался, довел до апоплексического удара лысого метрдотеля и принялся за сонную кухонную челядь… Его ловили габардиновым чехлом от дивана под улюлюканье и свист официантов, а потом, озлобившись, палили в болотно-серую тушку из газовых пистолетов, пока она не затихла на фальшивых булыжниках декоративного камина. Происшествие попало в газеты.

- Вы не поняли, - настаивала Женя. - Можно в складчину его купить, а потом похоронить. И тогда проблем не будет в отчетностью.

- Ты что! Такие деньги… Я лично возражаю! - заявила Серафима. - По справедливости, пусть начальство покупает. Завтра надо Богдану сказать.

Все промолчали, соглашаясь с Серафимой.

- Он, кажется, уже вонять начал…

- По-любому похоронить надо. Все-таки зверь… И, между прочим, антисанитария! А то как инспекция?!

- Похоронить, говорите? Имейте в виду, фройляйн, температура за бортом минус двадцать два! - возвестил Молоштанов. - За три часа яму не выроешь! Когда мы в Ямало-Ненецком…

- В контейнер с мусором - и вся недолга, - сказал Саша. На него посмотрели так, будто он только что предложил испражниться в директорский сейф. Нет, хуже. Коллеги глядели на Сашу, как древние индийские отшельники-аскеты, живущие одними пранаямами, должно быть, глядели на лесных дикарей, питающихся сырым мясом - со смесью отвращения и жалости.

- Вы что, Александр! - взвизгнула Галинька.

- Об этом не может быть и речи! - поддержала ее Женя. - Мы его страшно любили! Я лично ему давала птицу, особенно он непотрошеную любил, и чтобы неощипанную… Рыбу ему давала, даже крысу один раз, ничего для него не жалела… Он такой был маська! Нет, его обязательно надо похоронить. По-нормальному. В земле! Разве это не понятно?

«Может, еще и место на четвертом кладбище приобретем? Скинемся на мраморное надгробие. Или, чего там, сразу на бронзовую фигуру - рептилия присела на задние лапы, напряглась для рывка в Вечность…» - но на этот раз Саша благоразумно промолчал.

- Оно-то, может, и правильно. Только где взять эту землю при минус двадцать два? А снега-то, снега, между прочим, полметра!

- Да вот хотя бы на «Заре», возле теплиц, - предложила кассир. - Я заметила, там земля всегда теплая, черная, трубы везде проходят.

«Зарей» назывался тепличный комбинат, им владел тот же холдинг, что держал «Сытый-сити». Там выращивали помидоры, огурцы и перцы, которыми круглый год торговала овощная секция. Овощи с «Зари» приходили бледные и плюгавенькие, какие-то недоношенные, не чета турецким и особенно египетским, глянцевым и мясистым. Но девчонки из овощной, с подачи Богдана, принялись рекламировать их как «экологически чистые», «без химии». Продажи пошли - ничто так не тешит русского человека, как подражание европейским бзикам.

- Значит решено: надо похоронить! - подвела черту под дискуссией Серафима. - Вот вы бы, красавицы, и занялись.

- Я не могу, - виновато проблеяла Галинька. - Сегодня в общежитие после двенадцати пускать не будут… На улице, что ли, мне ночевать?

- У Дениски завтра утренник, а мне еще подшивать костюмчик Кота-в-Сапогах. Знакомые дали, но размер большой. - Женя в отчаянии заломила руки.

- Ну, обо мне и речи быть не может. - Охранник со значением хлопнул пятерней по кобуре. - На посту! Вчера, понимаешь, шпана какая-то пыталась залезть в отдел сертификатов по пожарной лестнице… Пришлось вызывать усиленный наряд!

И, как видно, для усугубления произведенного впечатления, Молоштанов напел: «Как много их, друзей хороших… Лежать осталось в темноте… У незнакомого поселка…»

- «…На безымянной высоте», - зачем-то подтянул Саша. - Мой папа эту песню очень любит.

На Сашу вновь посмотрели осуждающе. Будто, в соответствии с неписаным кодексом Молоштанову петь было можно, а ему, Саше - нельзя.