Владимир Аренев - Единственная дорога Страница 2

— Я, отец, сам не знаю, откуда иду и куда пришел, — признался мой нынешний гость, усаживаясь рядом со мной. — Понимаешь, сначала я вроде бы умирал. Прихватило сердце, положили меня в больницу, все ходят вокруг улыбчивые… но глаза-то не заставишь улыбаться. Вот по глазам их я и понял, что все, отжил я свое на этом свете. И вдруг — просыпаюсь в пустыне, вокруг души живой нету, только песок этот чертов… везде песок. Даже скорпионов, даже змей нету — только один песок и больше ничего. Я решил было, что брежу или того хуже — помер, но только через день жажда и голод убедили меня в обратном. А вокруг — никовошеньки. Так и шел по пескам, пока на твою избушку не наткнулся.

— Это, — сказал я ему, пыхкая трубочкой, — это я и сам знаю, а о чем не знаю, о том догадываюсь с большой степенью вероятности. Ты мне не про то расскажи.

— А про что? — спросил он немного испуганно.

— Про жизнь свою, — невозмутимо ответил я. — Про себя. Кто ты такой?

Он вздохнул — тяжело, обреченно — и стал говорить. Ох, и наговорил же он: на ночь такое лучше не слушать. Но я уже привык, поэтому слушал. И не просто как-нибудь там, вполуха, а серьезно слушал, вдумчиво, запоминая каждое слово. Словно он мне все это передавал, опись своей жизни делал, а я ее, эту опись, принимал и сверял — все ли так, все ли на месте.

К утру он закончил.

— Ну, — сказал я ему, — так как, останешься у меня?

Лицемерие, конечно, с моей стороны. После такой исповеди того, кому исповедовался, видеть хочется меньше всего. Благодарен ему по доску гробовую, а все равно видеть не можешь. Так и он. Так и все до него. Так и все после.

— Нет, — сказал он, опуская глаза. — Отсюда есть дорога… куда-нибудь?

— Есть, — ответил я. — Но только одна.

— Что? — гость непонимающе уставился на меня. — Как это «одна»?

— А вот так, одна. Сюда путей много, а отсюда — всего один.

— А… куда он ведет? — осторожно спросил он.

Я вздохнул. Вытряс из трубочки пепел, набил ее табачком, раскурил.

— Не знаю.

— Как это так? Неужели ты ни разу..?

— Почему же ни разу? Многажды пробовал. Но у меня ничего не получается. Всегда возвращаюсь к собственному крыльцу. А вот гости мои очень даже натурально уходят. Хочешь попробовать?

— Н-не… Да, — решительно произнес он. — Хочу. Я ведь… уже мертв, правда?

Я пожал плечами:

— Чушь. Разве мертвые способны есть или пить? А беседовать со мной? Вот видишь. Собирайся. Я нарвал тебе яблок и винограда, чтобы было чем в пути промочить горло.

Пока гость одевался, я сходил в дом за корзиной с фруктами, вручил ее ему и повел в глубь сада, мимо озерца, где гость вчера купался.

В самом дальнем углу, в заборе, есть калитка, маленькая, скрипучая, словно вредная старушонка, которая на самом деле лишь делает вид, что она вредная. Щеколда все время заедает, но у меня никак не хватает времени, чтобы ее подправить. Я немного повозился с нею, наконец отпер и отошел в сторону.

Гость робко посмотрел на меня, прижимая к груди корзину с фруктами. По верхней виноградине ползла божья коровка. Взобравшись на самый верх сочной горки, она резко раскинула в стороны красно-черные надкрылья, озорно зажужжала и взлетела вверх, ткнувшись в лоб гостя. Потом разобралась, что к чему, побродила немного по облупленной выгоревшей коже путника и еще раз взлетела, исчезая в зеленых облаках листвы. Мы оба улыбнулись ей вслед, хотя каждый из нас думал в этот момент о своем.

— Спасибо, — сказал путник. — Я только сейчас догадался. Ты ведь с самого начала знал, что я уйду. И специально разговаривал со мной. Готовил меня к… этому. С-скажи, ты не знаешь, что там?

— Думаю, ничего страшного, — чистосердечно ответил я. — Просто дорога.

— Да, — задумчиво сказал путник. — Просто дорога. Просто еще одна дорога. Сколько их было? И сколько их еще будет? Просто еще одна дорога.

Он поставил корзинку на землю и обнял меня:

— Спасибо.

Помолчал, потом тихо сказал еще раз:

— Спасибо!

Гость наклонился за корзинкой, когда внезапная мысль пришла ему в голову:

— Ты… ты забираешь все, что мы приносим с собой… в душах. Это, наверное, очень тяжело.

— Наверное, — сказал я. — Но я уже привык. Ступай.

— Да, — согласился он. — Пора.

Путник сделал шаг к калитке, потом обернулся:

— Знаешь, когда-нибудь и ты сможешь уйти отсюда. Обязательно. Иначе не бывает — не должно быть.

«То же самое ты говорил в прошлый раз, — подумал я. — И другие тоже говорят это. А потом приходят снова, и уходят снова, и снова говорят эти слова. И даже если все вы не правы… — мне достаточно этих ваших слов».

А вслух я только сказал «спасибо» и легонько подтолкнул его в спину.

Он улыбнулся мне и шагнул наружу.

Я постоял, слушая, как затихают его шаги. Потом запер калитку и отправился на крыльцо выкурить свою утреннюю трубочку. Заодно нужно было приготовить кашу и бульон, к обеду наверняка появятся новые гости.

Где-то вверху, в кронах деревьев, озорно жужжа, летела божья коровка; устала, шлепнулась мне на плечо. И мы вместе пошли на крыльцо ждать гостей.