Андрей Аливердиев - Всем оставаться на своих местах Страница 2

Секретарша нахмурила лоб и недовольно посмотрела на шефа.

— Ну ладно, ладно. Что было, то было. Так вот, даже Небесам до нас далеко. Ну, решайся!

Вот я и решился. Тут же мне прокололи палец (не забыв, кстати, зачем-то продезинфицировать) и попросили расписаться кровью в уже готовом контракте. Так началась моя новая жизнь.

Полковник не соврал. Точнее, конечно, соврал, но не в обещаниях.

То есть, потом я узнал, что страхи про Чистилище нагоняют всем новоприбывшим вроде меня, а на деле просто помурыжили бы недельку по бюрократическим канцеляриям, и отправили бы в Рай. Даже до сковородки бы дело не дошло. Из настоящих-то грешников и черти — никакие. А рождаемость среди «перворожденных» падает. Вот и вербуют тех, кому в Аду по большому счету и не место вовсе. Но это я потом узнал. И все равно не пожалел, потому как в условия попал более чем сносные.

Социальное устройство каждой языково-религиозной зоны соответствовало устройству соответствующих «земных» стран, но, естественно, вывернутое шиворот навыворот и с гораздо бьльшим консерватизмом. Так «русская» зона походила не то на дореволюционную Россию, не то — на послевоенный Советский Союз. На что больше — сказать не берусь, ибо и то и другое общество знакомо мне было далеко не по собственному опыту. Но как бы то ни было, оно манило какой-то доброй старомодностью, проявляющейся как в картузах и гимнастерках гимназистов, коричневых платьиц с черными фартуками гимназисток, так и самой неторопливостью жизни, причудливым образом сочетающей сверхзаорганизованность всего и вся с полным раздолбайством отдельных исполнителей на местах, коих было подавляющее большинство.

В учебке, правда, пришлось попахать. И единственным утешением были несколько ночных дежурств в подопечном женском отделении. Конечно, по уставу, выпускать грешниц из котлов вне праздников было категорически запрещено. Но так как большая часть этих самых котлов уже давно, извиняюсь за выражение, дышало на ладан, то хотя бы один из них не фунцклировал всегда. И обычно в аккурат тот, с постоялками которого дежурный персонал имел соответствующие договоренности. В общем, довольны были все: и грешницы (ну не святые же они!), и мы — черти. Этот механизм оставался, пожалуй, единственным отлаженным механизмом в оном подразделении. В общем, учебку я окончил с почетной грамотой, и был направлен в Академию без дополнительной службы.

В Академии сначала было непросто. Я привык быть среди лучших, и работать приходилось чуть ли не круглые сутки. Помимо основных предметов налег на языки, к которым особой склонностью не обладал. Это всё сказки, что черти всеми языками априори владеют. Как же! Просто каждый занимается в своей вотчине. А если хочешь продвинуться, то, извини, это уже твои проблемы. В общем, как бы то ни было, иврит, латынь, церковнославянский и немецкий к концу Академии я знал вполне сносно. Русский и английский тоже забывать не собирался.

Иврит и латынь были просто необходимы для продвижения в любом христианском отделении, церковнославянский — в русском. Еще крайне желательным был бы греческий, но я все же пожертвовал им в пользу немецкого, ибо отличающееся порядком и милой сентиментальностью немецкое отделение начало привлекать меня еще в учебке, где мы с парой друзей из фолькс-дойчей провели не мало воскресений за кружкой доброго пива, наслаждаясь их народной музыкой и видом фройляйн-официанточек, которых не портили даже маленькие рожки.

Языки языками, но особенно тяжело давалась концентрация. То есть подготовка к магии. У перворожденных она в крови, у нас же… В общем, на личную жизнь времени не оставалось совсем. Однако к концу первого курса у меня таки завязался роман, и не с кем-то там, а с институткой (именно инсти-!) из «перворожденных». Вообще-то для «волонтера» это почти невозможно, но у меня получилось.

Я шел тогда со свернутым в трубу курсовым проектом, являющим собой кучу чертежей и плакатов, и месяц воистину каторжного труда, включая вечера и даже ночи. Дорога шла через набережную. И чего это я засмотрелся на воды Стикса, не знаю, но тут какая-то совершенно незнакомая тогда чертовка сильно толкнула меня в спину.

Перекувыркнувшись через перила, я вместе с плакатами оказался в воде. Оказалось, Диана (так звали чертовку) просто перепутала меня со своим кузеном, но легче от этого не было.

Диана оказалась классной девчонкой. Увидев, что наделала, она тут же предложила помощь. У ее отца (и по совместительству проректора нашей Академии) была масса всяческих магических штучек, которые враз бы восстановили мой проект. Естественно простым курсантам (к коим относился и ваш покорный слуга) доступ к оным был строго настрого воспрещен, но ее отец с мамой как раз были в отъезде, и Диана не колеблясь отвела меня мокрого и совершенно потерянного себе домой… В общем, на следующее утро я был счастливейшим чертом на свете.

Диана была первой «перворожденной» чертовкой, с которой я сошелся близко. Она была замечательной, несмотря даже на присущие «перворожденным» маленькие рожки, а также общий для всех нас по ту сторону зеленоватый цвет кожи.

Наш роман длился до завершения моей учебы. И после защиты диплома я торжественно подошел к ее отцу с официальным предложением.

Но оказалось, что как почти все «перворожденные», он был нетерпим к «волонтерам», как они нас называли. В общем, Диану срочно отправили к ее (по совместительству чертовой) бабушке в деревню и выдали замуж за того самого похожего на меня кузена.

Меня же ждало распределение в такую… Нет, об этом лучше не вспоминать. Впрочем, довольно скоро за удачное рацпредложение я получил знак «Образцовый черт» и был возвращен с повышением в центр.

Где-то через месяц Диана прилетела ко мне. Она говорила, что любит только меня, но не могла ничего сделать, когда мама хваталась за сердце и обещала воскреснуть. А это для перворожденного — полные кранты. Говорила, что Азик (кузен тот — Азазил) — хороший, и что она его тоже любит. Однако эту ночь мы снова были вместе.

Потом все улеглось, и следующий раз примерно через год я встретил их вместе на прогулке. Азик действительно был невероятно похож на меня, но только с рогами, которые ему весьма шли. В коляске лежал сынишка — точная копия отца, только без рогов. Диана сразу уведомила меня, что у них в роду был общий предок из «волонтеров», и это гены. Я с умным видом покачал головой. Азик с таким же умным видом кивнул, и мне даже показалось, что он в это искренне верил. Однако я все равно был несказанно рад видеть этого мальчика без рогов. И не спрашивайте почему.

А дальше было много чего: и взлеты, и падения, но звездочки по расписанию ложились на погоны, каждый новый день был полон новыми заботами и радостями, и, положа руку на сердце, последних было больше. Вот так и прошла моя потусторонняя жизнь. Десять лет. Как видите, моим старым земным делам и знакомым в ней совершенно не осталось места. И вот я воскрес…