Елена Сенявская - Первая заповедь Страница 2

Кен принадлежал к редкой породе людей, для кото-рых неписаные законы Звездного Флота стояли выше земных. Но почему-то сейчас, вопреки давней традиции, голова его была забита мыслями о погибшем звездолете.

Дома высказывали разное: вышел из строя пульт управления, отказала метеоритная защита, взорвался реактор… Кто-то даже выдвинул версию о столкновении с чужаком - несмотря на то, что за шесть веков космической эры так и не удалось обнаружить ни одной инопланетной цивилизации.

Кен сразу отбросил эти безграмотные домыслы. А своих у него, честно говоря, не было. Если гипотезу невозможно проверить, кому она нужна?… Впрочем, су-ществовала одна причина, которую штурман считал возможной, потому что сам видел ее последствия: бо-лезнь пустоты. Случалось, что люди теряли способность ориентироваться в Пространстве и вслепую блуждали среди созвездий. И никакие приборы уже не могли помочь, когда экипаж, уверенный, что корабль сбился с курса, отключал автоматику и разворачивал звездолет в неизвестном направлении. Правда, на «Луче» находил-ся командор Герд и едва ли там могло произойти подобное. Хотя…

Кен вспомнил, как встретил однажды «странника», - и содрогнулся. Сколько времени они провели в пустоте? Лет триста, не меньше: слишком старой была конструкция. Никогда ему не забыть глаза этих высохших мертвецов. Там еще была женщина. Кажется, довольно красивая…

Нет, пожалуй, в одном права инструкция: обнаружив погибший звездолет, направлять туда робота, а самим держаться на почтительном расстоянии, пока не убедишься, что для твоего корабля находка не представляет опасности. Если же такой гарантии нет (а какие в космосе могут быть гарантии?!), то и «странника», и посланца следует уничтожить.

Все верно. Он видел эти лица на экране, а если бы там, на борту… Беднягам еще повезло: им отдали последние почести. А потом - мгновенная вспышка и белое облако вместо надгробия.

Кен мотнул головой, отгоняя жуткие образы, и с неудовольствием подумал, что в последнее время стал слишком чувствительным. Впрочем, он испытывал слабость только к мертвым. Живые никогда бы не дождались от него доброго слова.

Дежурство у пульта давно уже стало для Кена привычной, будничной работой, которая порядком ему наскучила. Но на этот раз время пролетело почти незаметно - может быть, из-за непрошеных мыслей.

Он даже вздрогнул от неожиданности, услышав за спиной шорох раздвигающихся дверей.

На пороге стоял корабельный врач и космобиолог Френк. Как и все члены экипажа, кроме своих прямых обязанностей, он нес вахтенную службу по управлению звездолетом. В Пространстве нужно уметь все - особенно если учесть, что профессии «пилот» не существует: все космолетчики - пилоты, это входит в программу первого курса Школы.

– Сдавай вахту, Кен, - подойдя к штурману и положив руку на спинку кресла, властным голосом сказал Френк. - Сейчас моя очередь.

Не произнеся ни слова, Кен поднялся и вышел из рубки.

Врач был единственным человеком на корабле, к которому он относился без холодного равнодушия. Всегда сдержанный, в присутствии Френка Кен немедленно закипал. Не проходило дня, чтобы врач не встал ему поперек дороги. Стоило штурману вступить в разговор, как в кают-компании появлялся Френк и начинал его опровергать. Как правило, с ним соглашались. Кен и сам чувствовал правоту оппонента, но признавать ее не хотел. В сорок лет взгляды на жизнь не меняют. Если на Земле это еще возможно, то здесь, среди звезд, любое сомнение обходится слишком дорого.

Веселый и дерзкий, Френк стал душой корабля, любимцем всего экипажа. Кен тоже испытал на себе обаяние его личности, но сумел подавить невольное чувство симпатии. Он привык к одиночеству и теперь избегал сближения, боясь потерять себя. А сам думал с усмешкой: «Невелика была бы потеря…»

Впервые они столкнулись два года назад, на космодроме, перед самым отлетом. А за день до этого Кену, Поулу и другим был представлен новый член экипажа, что выглядело довольно необычно. По инструкции, экипаж формируют заранее, полгода уходит на подготовку, проверку на совместимость (ее Кен всегда проходил с трудом), а тут неизвестного человека перед самым рейсом назначили на корабль врачом. Впрочем, скоро все убедились, что Френку тест на совместимость был просто не нужен - так легко он сходился со всеми без исключения. И все-таки одно исключение было - Кен, который невзлюбил новичка сразу после первого разговора.

До отлета оставалось три часа. Экипажи звездолетов, ожидая своей очереди, отдыхали на станции. Кен устал сидеть без дела и вышел «на свежий воздух». Он стоял на выровненной почве Марса и смотрел на огни космодрома, когда чья-то рука легла ему на плечо и прозрачный шлем чужого скафандра почти коснулся его собственного.

-- О чем задумались, дружище? - прозвучал в наушниках негромкий голос Френка.

Кен поморщился: фамильярность врача была ему неприятна. Но он заставил себя ответить, боясь показаться невежливым.

- О полете, брат.

Такое обращение было привычным на Флоте, и Кен выдавил его из себя, потому что, нравится ему или нет, но летать им придется вместе.

- А мне показалось, что о Земле, - мягко заметил Френк и улыбнулся.

Только сейчас Кен увидел над горизонтом бледно-голубой серпик и почувствовал внезапную злость. Этот новенький плевал на традиции. Говорить о Земле до отлета считалось плохим признаком: можно и не вернуться. Поэтому он ответил довольно резко, сбросив его руку с плеча:

- Я думал о звездах. Запомните это на будущее. Не советую вам касаться запретных тем, - и зашагал, не оглядываясь, обратно к станции.

В наушниках он услышал недоуменное восклицание Френка. Наверное, врач обиделся. Но Кену было все равно. Мальчишка получил по заслугам.

Уже на борту, проходя по коридору мимо кают-компании, штурман услышал в приоткрытую дверь обрывок случайного разговора. Кто-то упомянул его имя, и тут же до тошноты приятный голос Френка отчетливо произнес:

– У вашего штурмана странный характер. Он презирает всех, кроме себя. Не пойму, как его терпят на Флоте?

Кен поперхнулся, закашлялся и быстрым шагом прошел мимо. Каков наглец! Разведчика по призванию выгнать из Звездного Флота! Этих слов он Френку никогда не простит. «Презирает всех, кроме себя…» А впрочем… Впрочем, он прав. Во всем, кроме одного: себя Кен презирал больше, чем кого-либо другого.

С тех пор они побывали уже в трех рейсах, но общались только по делам службы.