Александр Матюхин - Северное сияние ее глаз Страница 2

2.

Север отличается от юга так же, как день отличается от ночи. Здесь другая природа, другой образ жизни, другое небо и даже, говорят, другое солнце. Хотя солнца я не видел давно. А воздух… Этот пропитанный морозом воздух… Вот уже несколько дней я не отказываю себе в удовольствии остановиться на улице, закрыть глаза и втянуть носом холодный воздух. И мурашки по коже. И круги перед глазами. И пусть говорят, что это чертовски вредно, а мне нравится!

Когда я был маленький, родители часто возили меня на море около Сочи. Чтобы отдыхать в самом Сочи денег, естественно, не хватало, поэтому мы перебирались из одного маленького городка в другой, раскладывая палатки, разжигая костры, готовя еду в котелках и наслаждаясь странными дикими пляжами. Прыгать с разбега в воду там было опасно, первые несколько метров дна оказались усеяны бутылочными осколками, кусками железки, а кое-где так и вовсе торчали ржавые арматуры. Но самое удивительно, что на таких пляжах всегда было полным-полно народу. И, как правило, это были люди с севера. Путешественники. Искатели ощущений. И уже тогда, в детстве, я обратил внимание на их странную бледную кожу. Эти люди походили на снеговиков, которых судьба неведомым мне образом закинула под палящее южное солнце. Они должны были вот-вот растаять. Но они не таяли. На их белой коже проступали красные пятна ожогов, потом люди и вовсе становились похожи на вареных раков, облезали лоскутами, вновь становились белыми, краснели, облезали, пока не приобретали воистину шоколадных оттенок. А у меня, южного человека, кожа всегда была чуть темноватой, цвета легко заваренного чая. Как и у моих родителей. И мне было странно смотреть на "снеговиков", будто они были пришельцами с другой планеты.

И вот теперь я сам угодил в их сказочную северную страну. На край света. Должно быть, теперь чьи-то дети, завидев меня, удивляются, что делает здесь, среди снегов, человек с южным загаром. Может быть, он колдун? Или слуга Снежной Королевы, который пришел отыскать среди детишек очередную жертву?

Слева от меня гигантский сугроб, высотой не меньше двух метров. Он гладок и раскатан, блестит в свете фонарей. Судя по всему, весь день он служил горкой для местных детишек. Они отполировали сугроб на славу. Справа — дорога, а за ней многоэтажные дома. К подъездам расчищены тропинки, которые посыпаны песком или углем. И везде — горы снега. Тонны снега. Миллиарды спрессованных снежинок. Наверное, днем здесь можно ослепнуть от снежного блеска… а у полярной ночи, выходит, есть свои неоспоримые преимущества.

Забавно. Даже в толстых перчатках мерзнут пальцы.

Черная линия, начерченная на карте, отпечаталась в мозгу. У меня, как и у любого человека на планете, был выбор. Я мог пойти направо, срезать путь и оказаться бог знает где на заброшенной дороге. А мог свернуть налево, обойти многоэтажные дома и пойти по федеральной трассе. На пару часов больше — но стопроцентно надежнее. Что мне важнее? Отмороженные пальцы и нос или скорость? Выбор-то есть. Но как решить, какой выбор наиболее правильный?

Я посмотрел налево, на гигантский сугроб. Из-за сугроба выглядывала зеленая крыша гаража. По тротуару, мимо сугроба, шли люди. От них веяло усталостью, желанием поскорее добраться до дома, до ужина, до теплой постели.

Я посмотрел направо. По дороге медленно проезжала снегоочистительная машина с яркой оранжевой полосой на бампере. Возле многоэтажного дома, на площадке, орава детей играла в снежки. Гул стоял невообразимый.

Лево-право? Право-лево?

Как в детских считалках. Простая правда жизни — всегда приходиться выбирать.

И я пошел через дорогу.

Мое периферическое зрение… о, оно совсем ни к черту в последнее время. Я же слепну. Я почти слепец. Офтальмолог со смешной фамилией Борщ говорил, что если я не сделаю операцию, то совсем ослепну лет через пять. А я ему отвечал, что пять лет — это не так уж и мало. На что он возражал, что, мол, смотря с какой стороны на этот вопрос поглядеть. А я ему улыбался в ответ, потому что знал, что с моей стороны пять лет — долгий срок. Может быть, я вообще не собирался жить так долго…

Громкий, резкий гудок прозвучал слишком поздно. А, может, и не поздно, но я уже ничего не мог сообразить. Я стал кроликом, выскочившим на оживленную трассу и впавшим в ступор при виде железного чудовища.

Меня ударило в бок, подбросило вверх, швырнуло в сторону. Дыхание сперло. В горло натолкали морозного воздуха. Перед глазами вспыхнули яркие огни (не северное ли сияние, нет?). И, кажется, я летел целую вечность. Я успел почувствовать, как соскальзывает с плеча лямка рюкзака, и я становлюсь в тысячи, нет, в миллионы раз легче. Мир замер вокруг. И только я оставался в движении. Я летел, и летел, и летел.

А затем все кончилось.

3.

Сны ведут меня на север. В холод. В туман. В снег.

Снится, как я иду по широкой дороге. И под ногами серый асфальт, покрытый тонкой коркой льда. По обочинам — рыжие кустики, похожие на куски ржавчины. Позади — туман. Впереди, впрочем, тоже туман. Утро. И я чувствую, что холод пробирает до костей, а дрожащий бледный свет греет веки. И изо рта идет пар. А я иду по дороге, засунув руки в карманы, опустив голову, разглядывая трещинки на асфальте. Иду к своей мечте. Боюсь поднять глаза, потому что думаю, что свет снова сожжет меня. Как это происходит в любом моем сне. Каждый день. Свет сжигает меня.

Я поднимаю глаза всего лишь на мгновение, но этого достаточно, чтобы увидеть очертания города сквозь туман. Города, который находится на самом краю света. Там, где заканчивается материк. Пешком до него еще идти и идти, и уж не знаю, удастся мне когда-нибудь добраться хотя бы до пригорода. Но это во сне. А в реальной жизни все еще сложнее.

Я иду, отмеривая шаги, мурлыкаю под нос песню.

Моя мечта все ближе. Вон город. А в нем "Северное сияние". А в "Северном сиянии" второй справа столик. И когда я зайду туда, почувствую запах свежих булочек, запах кофе, запах пиццы и хороших женских духов, когда подойду к столику и увижу девушку, сидящую перед ноутбуком, вот тогда я пойму, что не сплю.

Но сейчас я просыпаюсь.

ОНА.

1.

Внутренний голос говорил ей: "Займись самоанализом". И еще: "Посмотри на себя в зеркало и подумай, кто ты есть на самом деле". А когда она просыпалась по ночам и долго смотрела на отсвет уличных фонарей на синих обоях, он шептал: "Да, это депрессия. Признай, наконец. Попробуй бороться с ней. Попробуй пересилить себя".

Но она или не слышала или не хотела слышать.

Может быть, она боялась зеркал. Внутренний голос появлялся, когда она видела свое отражение.

Она умывалась, а он шептал: "Открой глаза, красавица. Признай себе, что в жизни все хорошо. А проблемы у тебя в голове. В твоей красивой головушке".