Роберт Хайнлайн - Пройдя долиной смертной тени (Не убоюсь зла) Страница 2

— Спасибо. Вы откровенны со мной и говорите мне в лицо все, что думаете. Это редкость в наши дни.

— Убрать его из комиссии следовало давно. Он обструкционист. Но стоило ли его унижать?

— Наверное, не стоило. Это одна из моих маленьких причуд, Ганс. У меня теперь осталось не так уж много удовольствий.

Вкатился механический лакей, повесил пустой стул на свой крючок и удалился.

— Я не желаю, чтобы со мной обошлись так же, — продолжал фон Ритер. — Если вы хотите иметь в комиссии лишь тех, кто всегда соглашается с вами, то хочу вам заметить, что я контролирую меньше пяти процентов акций с правом голоса. Вы хотите моей отставки?

— Бог с вами! Конечно, нет! Вы мне нужны, Ганс, а Байраму вы будете еще нужнее. Я не люблю тех, у кого рот всегда на замке. Если кому-то не хватает мужества возражать мне, то ему нечего делать в этом кабинете. Но если кто-то мне возражает, он должен делать это с умом. Как вы, например. Вы не один раз убеждали меня переменить мнение, а это было нелегко, принимая во внимание мое упрямство. Юнис, подзовите для доктора фон Ритера кресло поудобнее.

Кресло приблизилось, но фон Ритер отмахнулся, и оно снова удалилось.

— У меня нет времени на светские беседы. Что вы хотите?

Он встал. Стол сложил ножки, повернулся боком и скользнул в стену.

— Ганс, я окружил себя людьми, которые не очень меня любят, но среди них нет ни одного соглашателя или молчуна. Даже Байрам получил свое место, потому что возразил мне и оказался прав. Нам в комиссии нужны такие люди, как вы. Но Паркинсон — другое дело, и я имел полное право осадить его публично, потому что он публично потребовал моей отставки. Тем не менее, вы правы, Ганс, «зуб за зуб» — это ребячество. Двадцать лет назад, даже десять, я ни за что не стал бы никого унижать. Если человек полагается на рефлекс, как это делает большинство вместо того, чтобы думать головой, то, будучи униженным, он постарается отквитаться. Я хорошо это знаю. Но я старею, как вам всем известно… — Фон Ритер ничего не ответил. Смит продолжал: — Вы останетесь и поможете Байраму?

— Гм… Останусь, если вы будете хорошо себя вести. Он повернулся, чтобы уйти.

— Что же, это вполне справедливо, Ганс. Вы будете танцевать на моих поминках? Ритер оглянулся.

— С удовольствием, — ухмыльнулся он.

— Я так и думал. Спасибо, Ганс. До скорого… — Смит обратился к Байраму Тилу: — Какие у вас проблемы, сынок?

— Завтра прибывает помощник генерального прокурора для беседы по поводу покупки «Хоумкрафтс лимитед» нашим производственным сектором. Я думаю…

— Он будет говорить с вами. Если вы не сможете обработать его, значит, я сделал ошибку, выбрав вас для этой должности. Что-нибудь еще?

— На морском ранчо номер пять, на глубине пятидесятой отметки погиб человек. Акула.

— Он был женат?

— Нет, сэр. Родителей у него тоже нет.

— Хорошо, сделайте что-нибудь сентиментальное по этому поводу. У вас ведь есть видеоролики, где актер дублирует меня своим трогательно-искренним голосом. Когда мы теряем кого-либо из наших, общественность не должна думать, что нам на это наплевать.

— Особенно когда нам действительно наплевать, — добавил Джейк Саломон.

— Джейк, вы что, видите меня насквозь? Щедрые льготы в таких случаях — наша традиционная политика. Плюс разные мелочи, которые так много значат.

— И так хорошо выглядят. Иоганн, у вас нет сердца — одни пульты и механизмы. Скажу больше: у вас его никогда не было.

Смит улыбнулся.

— Джейк, для вас мы сделаем исключение. Когда вы подохнете, мы постараемся не заметить этого. Никаких цветов, не будет даже обычного портрета в траурной рамке в коридоре.

— Вам не суждено этому порадоваться, Иоганн. Я переживу вас лет на двадцать.

— Собираетесь танцевать на моих поминках?

— Я не танцую, — ответил юрист, — но ради такого случая, пожалуй, научусь.

— Не волнуйтесь. Я переживу вас. Хотите пари? Скажем, миллион к вашему любимому налогу? Ах, нет. Я не могу с вами спорить: чтобы выжить, мне нужна ваша помощь. Байрам, зайдите ко мне завтра. Сестра, оставьте нас наедине. Я хочу поговорить с моим юристом.

— Невозможно, сэр. Доктор Гарсиа настаивает на постоянном наблюдении.

Смит на минутку задумался.

— Мисс Подкладное Судно, манера моей речи сформировалась до того, как Верховный суд разрешил писать непристойные слова на тротуарах. Но я постараюсь выразиться достаточно ясно, чтобы вы поняли. Я ваш наниматель. Я плачу вам зарплату. Это мой дом. Я велю вам убраться. Это приказ.

Медсестра ничего не ответила. На ее лице появилось упрямое выражение.

Смит вздохнул.

— Джейк, я старею. Я забыл, что у них теперь свои правила. Пожалуйста, разыщите доктора Гарсиа — он где-то здесь в доме — и подумайте, как мы можем поговорить наедине, несмотря на эту слишком бдительную цербершу.

Вскоре пришел доктор Гарсиа. Осмотрев пациента и приборы, он согласился, что некоторое время можно обойтись телеметрией.

— Мисс Макинтош, перейдите к дистанционным дисплеям.

— Хорошо, доктор. Не могли бы вы послать за другой сестрой и освободить меня от моих обязанностей?

— Сестра, вы…

— Минутку, доктор, — перебил Смит. — Мисс Макинтош, извиняюсь за то, что назвал вас «мисс Подкладное Судно». Это ребячество, а с другой стороны — еще один признак прогрессирующей старости. Но, доктор, если она очень уж хочет уйти… а я надеюсь, что она передумает… в любом случае, выпишите ей чек на тысячу долларов. В качестве премии. Ее усердие заслуживает всяческого поощрения… а я иногда веду себя неразумно.

— Хм… Сестра, проводите меня.

Когда доктор и медсестра вышли, Саломон сухо сказал:

— Иоганн, вы кажетесь дряхлым, лишь когда вам это необходимо.

— Да, я действительно использую свои возраст и болезнь в корыстных целях. У меня нет другого оружия.

— А деньги?

— Ах, да… Если бы не деньги, меня бы уже не было в живых. Последнее время я как-то по-детски капризен. Можете объяснить это тем, что человек, который все время вел активную жизнь, чувствует себя разбитым, когда выбывает из игры. Но проще назвать мое состояние дряхлостью… поскольку только Богу и моему доктору известно, насколько одряхлело мое тело.

— Я бы объяснил это вашим омерзительным и несносным нравом, Иоганн, а не дряхлостью: ведь вы можете контролировать себя, когда захотите. На меня, однако, это мало действует.

Смит усмехнулся.

— Никогда, Джейк, я не буду грубить вам. Вы очень нужны мне. Вы нужны мне даже больше, чем Юнис… хотя она, конечно, много симпатичнее вас. Юнис, я себя плохо вел в последнее время?