Андрей Ракитин - Чаячий Мост (Химеры - 1) Страница 2

Алиса зажмурилась, под веками поплыли черно-зеленые пятна. Еще немного, и она возненавидит этот венец. Не понимая, что делает, она протянула руку. Пальцы нащупали гладкий холод серебра, и в следующее мгновение венец, ударившись о дверной косяк, со звоном покатился по полу. Алиса встала, проклиная начало очередной бессонной ночи. Переступила через упавшую шкуру. Крышка секретера отошла с лязгом пистолетного бойка, так же точно войдя в пазы. Алиса выгребла из ящиков содержимое.

Эти письма лежали отдельно. Она помнила их почти наизусть. Бумага, покоробленная и жесткая от времени, шуршала от одного прикосновения, Алиса вдруг испугалась, что листы рассыплются в прах прежде, чем она отдаст их пламени...

"Рыцарь мой..."

Рыцари не предают своих дам, дамы не убивают своих рыцарей.

В печку. Так - честнее.

Она сидела на ковре перед камином, по одному листу подкладывая в огонь, и смотрела, как чернеют страницы и потрескивают, испаряясь, сделанные из кожуры незрелых орехов чернила. Ей не было больно смотреть, как они горят, она слушала довольное гуденье огня и думала, что сегодня ночью ей, может быть, удастся заснуть.

- Вечер добрый.

Алиса не оглянулась, хотя голос ничего не сказал ей. Так же недвижно сидела она и слушала, как гость, словно хозяин, почти неслышно двигается по покою. Как он скинул и бросил в углу мокрый плащ: шуршание набрякшего водой полотнища было медленным и тяжелым. Как он порылся в саквах, удовлетворенно хмыкнул, видимо, найдя, что искал, и присел у Алисы за спиной. Она ощутила затылком тепло его дыхания, но не обернулась. Незнакомец заглянул ей через плечо, издал короткий смешок, а после, осторожно и невесомо обняв Алису, вынул письма из ее рук.

- Лучше уж я сам их сожгу, - сказал он негромко. - По крайней мере, у меня на это больше прав, чем у кого бы то ни было. Даже у вас, моя дорогая...

Алиса смотрела на него, не отводя глаз, и молчала. Она сразу узнала его, хотя он изменился неуловимо и резко - только глаза остались прежними: серые, с больной желтизной у зрачков.

В последний раз они виделись года три назад, на Капитуле. Разговор был тяжелый, нет, не разговор, скандал. А потом он ушел. Потом... она ничего не могла сделать. Эта история в Эйле. Кроваво и грязно, но он не совершил ничего такого, что дало бы Капитулу право... а жаль. За него стеной стоял город - еще бы, он же почти выбил Хартию Вольности... Хальк все еще является Магистром это звание нельзя ни купить, ни отнять - разве что вместе с головой.

Хальк усмехнулся странно и язвительно.

- Ерунда это все, - сказал он, пожав плечами. Глаза его щурились на огонь: от писем осталась горстка пепла, Хальк держал в руках последнюю страничку, уже тлеющую с угла, и кривящимися губами читал про себя угловатые бледные строчки. - Делать мне больше нечего, как отнимать у тебя любимые игрушки. - Листок догорел, Хальк по-мальчишечьи лизнул обожженные пальцы. - Хочешь быть королевой - ради Создателя, будь.

- Ты говоришь об этом так, будто я не имею права на эту корону.

- А ты полагаешь, что королева без государства - это нормально? Прости, но это забавы для убогих. - Он поворошил угли. - Мне грустно, потому что я знал тебя другой. Мне горько, но ты разменяла себя на медяки.

- Тогда вокруг меня были другие люди.

- Где же они теперь?

- Ты знаешь об этом не хуже меня.

Он кивнул. Вынул из кармана куртки желтое крупное яблоко, с хрустом надкусил. В покое запахло кисловатой свежестью. Хальк улыбнулся:

- Славные в твоем саду яблоки. Совсем как там, в Эйле... Помнишь?..

- Нет, - сказала она отчужденно и встала. - Не помню. Не хочу помнить. Мне больно.

- А чего ты ждала? Когда перестанет болеть, значит, ты и вправду мертва. Впрочем, сейчас, - он усмехнулся и прибавил ядовито: - сейчас, как говорят лекаря, "пациент скорее мертв, чем жив".

Алиса проглотила тугой комок обиды. Стояла над Хальком и думала, что вот у него в волосах седина, хотя ему только двадцать пять, если она помнит верно, и они не виделись столько лет... И, о Боже, если бы она однажды приняла его условия игры, все эти годы он был бы рядом. И не было бы ни Круга, ни Яриса, ни этого венца. Ни пустоты вокруг и внутри и глухого, беспощадного одиночества. Как больно, что Хальк и это о ней знает...

- Ты зачем сюда пришел? - спросила она со внезапным ожесточением. Исповедовать меня?

- Упаси Боже, - Он в притворном ужасе заслонился ладонями. - Знаю я, что такое быть у тебя жилеткой.

- Тогда зачем?

- Подожди, - он протестующе покачал головой. Догрыз яблоко, вытряс семечки на ладонь и точным движением ссыпал их в рот. После поднялся и пошел к дверям, туда, где оставил, когда вошел, плащ. Он поднял и развернул закутанную в ткань тяжелую, багряно-черную розу на длинном шипастом стебле. На этот стебель, словно на клинок шпаги, была надета хартия.

- Возьми, - протягивая Алисе розу цветком вперед, словно рукоятью, сказал Хальк.

- Что это? - Она сняла и развернула скрипт.

"Досточтимой Хозяйке вместе с ленной клятвой..."

- Ты сошел с ума! Звание Магистра - пожизненно...

- Нет ничего такого, от чего нельзя было бы отказаться. Завтра я объявлю об этом на коронации. Сегодня - тебе. Пусть все будет честно.

Алиса молчала. Шипастый стебель колол ей пальцы, рука дрожала. Алиса кусала губы, чтобы не расплакаться.

- Завтра тебе придется назвать причину.

- Я скажу, что смертельно болен. - Хальк улыбнулся.

- Это правда?

- А вам не все равно?

- Какова же правда? Я имею право знать. - Алиса словно забыла о только что сказанном: звание Магистра - пожизненно, и никакая болезнь не может служить причиной отказа от него. Только смерть.

- Ты знаешь, - сказал Хальк, отводя глаза. Впервые за весь разговор ему сделалось жаль ее. - Ты знаешь, но боишься признаться себе в этом. Все очень просто. Я не хочу быть Магистром при такой Хозяйке. Во-первых. Во-вторых, я не собака и мне не нужен Хозяин. И еще. Я никогда не понимал, как можно быть под каблуком у человека, который не вызывает у тебя ничего, кроме снисходительной жалости. Кстати, так же думает и половина Круга. Прости.

- Да... - со вздохом сказала Алиса. Смысл сказанного еще не дошел до нее. Так всегда случается, когда боль сильнее, чем это можно вынести. - Ты честен. Хотя и жесток.

Губы Халька искривились.

- Не спрашивайте, и мне не придется лгать.

Алиса оцепенела: ей было нечем дышать. Пальцы судорожно дергали ворот. Она ждала чего угодно, но цитировать вслух только что сожженные письма - это, пожалуй, слишком...

-Все?

- Не все, - голос Алисы был ровен и сух. Глаза блестели. - Завтра тебя убьют. Ярран.

- Ну что же. - Хальк пожал плечами. - Один из немногих достойных среди прочих бездельников. Честный, а это нынче большая редкость. Пускай.