Александр Силаев - Армия Гутэнтака Страница 2

- А скажи мне, Михаил, что нам видится с позиций феноменологической редукции? - спросил он, подражая мастеру Клыку.

- Иди на хер, вася, - по-доброму ответил он Гутэнтаку.

- За ответ - шестерка, - резюмировал тот.

- Вы - моя любовь, Леонид Петрович, - сказал Миша, не вставая с земли.

Подобрал охапку листьев, подбросил вверх. Блекло-подсушенные листья упали ему на лицо, воспитанник не переставал улыбаться. Один листик угодил в рот. Миша с наслаждением пожевал.

- Вы - моя любовь, Леонид Петрович, - сказала девочка Ира в разгар контроля.

- Серьезно? - прищурился просветленный Леонид Клык, мастер философии и экс-вице-коадъютор.

- Серьезно, - подтвердила белокуро-джинсовая.

- Ты меня понимаешь? - спросил тридцатилетний мастер Клык.

- Не всегда, - призналась девушка. - Но разве для любви надо полностью понимать?

- А что ты хочешь? - допытывался мастер.

- Вас, - просто ответила Ирина.

Немигающие зеленые глаза смотрели на мастера во всю ширь.

- Неужели? - чуть растерянно усмехнулся он. - Ну хорошо.

Он подошел и поцеловал ее. Немигающие глаза закрылись. А затем по-настоящему и всерьез, забыв мир и себя, мастер Клык всосался в губы. Шестнадцатилетняя ответила. Прошла минута и две. Сорок глаз восторженно видело, как мастер Клык сосет губы их одноклассницы. Ни слова, ни смеха. Очень тихо и слышно, как жужжит старенькая лампа на потолке. Он оторвался от девушки.

- Пошли отсюда, - нежно приказал он.

- Прямо сейчас? - спросила Ира.

- Hic et nunc, - ответил он. - Неужели ты против?

Он обнял ее, погладил волосы. Белокуро-джинсовая закрыла глаза, прижалась к сильному.

- Дописывайте, ребята, - сказал на прощание просветленный Леонид Клык.

В традициях Центра.

Абсолютное hic et nunc: они не пошли к ней в комнату и к нему домой, все случилось на третьем этаже школы. Там был кабинет, в который никто и никогда не заходит - в этом кабинете есть парта, на которой девушка Ира отдалась мастеру.

Все было нежно, без страха и продолжительно. Он ласкал ее, целовал. В джинсовом кармане Ира носила презервативы - в традициях школы... До этого она не спала с мужчинами - не в этом ли еще одна традиция Центра?

Философия считалась главным предметом.

- Я сочинил стихи, - задумчиво сказал Гутэнтак.

- Валяй, - объявил Миша.

Он игриво начал жевать очередную охапку листьев. Давился и выплевывал, но не прекращал, нахрустывая все упорнее. Смотрел на мир радостным котенкам - он, Михаил Шаунов, летом убивший первого человека.

Есть предложенье сдать отца масонам,

Пускай они его пытают хлебом,

Есть предложенье изменить Бурбонам,

Натурой взять и расплатиться небом.

Есть предложение послать святого Джона

Пускай один гуляет по холмам,

Пускай его насилует Мадонна,

Пускай он пьянствует зимою по утрам.

Есть предложение затрахать дом до дыр.

Есть предложение на крыше сделать баню,

Чтоб благородный и наследный сир

Имел в ней крепостную девку Маню.

Есть предложенье кликнуть всех жидов

И обвинить их в ужасах нацизма,

Когда вы не придумали попов,

Адольф не изощрился б в сатанизме.

Есть предложенье вызвать дух Христа,

И подарить ему большую плетку,

Чтоб с помощью молитвы и хлыста

Он покарал шерифа околотка.

Есть предложенье отменить богов,

А на их место поскорей поставить

Собак, свиней и тощеньких коров,

И на деревне новый культ отправить.

Миша выплюнул непрожеванные листья.

- Нормально, - сказал он. - Только зачем обвинять евреев? Я всегда считал их великой нацией. А вообще-то это не поэзия. Послушай мое.

Ты ненавидишь белых лебедей,

Чтоб не прослыть в округе зоофилом,

Ты часто балуешь едой чужих детей,

Чтобы тебя не ткнули ночью шилом.

Ты хочешь жить, правителей кляня,

Но Бог поставил двойку за урок:

Как всякий, кого мать родила зря,

Ты не красив, не добр, не жесток...

Ты до рожденья рыжей был овцой,

Тебя за резвость наказали волки,

Но вновь идешь с распятьем и мацой,

Средь поселян рождая кривотолки.

Твоя субстанция не лишена эфира,

Но надвое разломан дерзкий меч,

Разбита в шепы золотая лира

И голова упасть готова с плеч.

Устав от жизни серой и дурной,

Ты все равно боишься утром сдохнуть

Свое рыдание скрепив мужской слезой,

Живешь в грязи, чтоб дольше не засохнуть.

Тебя не любят девушки и суки,

Ты словно пугало колхозное для дам,

Для них ты трактор из музея скуки,

Для них ты словно неисправный кран.

Ты не дождешься наступленья лета,

Чтоб окончательно поверить во Христа,

Лихие люди лунного отсвета

Тебя не снимут ночью со креста...

Ты будешь жить, не разумея Будды,

Ты будешь жить, но в серый летний день

Нагрянут разбивальщики посуды,

Чтоб мир твой обратился в дребедень.

- Для семнадцати лет сойдет, - небрежно похвалил Гутэнтак. - Более того, с этим ты сдашь экзамен на поэтический минимум. Только не вздумай показывать это людям. Засмеют.

- А зачем тебе заглушка на музыку? - неожиданно спросил он.

- Бес его знает, - честно признался Гутэнтак. - Чем больше заглушек, тем целостней человек.

- Вон оно что, - хохотнул он. - А я не знал, что и думать.

Миша хохотнул еще более издевательски. Но он бессилен обидеть товарища: черная куртка героя делает того неуязвимым для слов. Он - выпускник. Он - почти готов, сложный парень восемнадцати лет от роду. На нем только два хвоста последней в его жизни центровой сессии. Выше только имперские университеты, посвящение в идеологии и черный плащ гения. Он фактически не принадлежит шестой пассионарной школе, а напарнику предстоит еще год.

...Посвящение происходит в самый короткий день. Присутствует магистр школы, парочка оформленных идеологов, почетные граждане и наиболее завалящий член Лиги. Как же без них?

Лигач гонит формальную речь-приветствие. Оформленные говорят какую-нибудь правду о жизни. У них богатый опыт медитаций и размышлений, и всегда отыщется пара сильных мыслей для молодежи. Обычно их выступление каждый записывает на диктофон, у идеологов вошло в традицию на день посвящения приоткрывать тайну мира. Тайн много, праздник раз в год. Лента крутится по-июньски весело: снова и снова.

Самые могучие гости перед контактом отправляют молодежь в транс. Никто не знает, куда провалится его сознание. Но творятся чудеса, что готов удостоверить каждый. Рождается не только владелец куртки, но и претендент на плащ. И если не общение с оформленными, то шанса на будущее может и не возникнуть.

- Очередные молодые люди, - громогласит магистр, - очередное пополнение элиты.