Айзек Азимов - Секретная миссия Страница 2

Незнакомец машинально усмехнулся.

— А как выглядит его корабль?

— Есть фото в «Сенсации», на обложке. Поищи-ка там, сзади. Ага, вот он. Интересно все же, как выглядят марсиане?

— Трудно сказать, — ответил Пришелец. Несмотря на блеклую и размытую фотографию, сразу было ясно, что это не тот корабль, который разбился, а совершенно другой. — О новых ракетах что-нибудь слышно?

— Нет, во всяком случае, я не слыхал. Знаешь, мне порой кажется, что марсиане могут походить на нас. Как пить дать. — Он не уловил насмешки в словах собеседника. — Как-то раз написал об этом рассказ для журнала научной фантастики, но его вернули. Я там предположил, что когда-то, много лет назад, на Земле была иная цивилизация — ну, предположим, Атлантида — и что они потом переселились на Марс. Только Атлантида в это время затонула, и они остались не у дел. Какое-то время они скитались, а потом прилетели обратно и все начали сначала. Неплохо, правда?

— Интересно, — согласился незнакомец. — Но это где-то уже было. А если вместо этого погружения Атлантиды предположить, что между планетой-колыбелью и Марсом была война, которая уничтожила обе цивилизации? Может, это логичнее?

— Возможно. Можно было бы попробовать, но, похоже, они там предпочитают всякую чертовщину… Вот болван — кто же обгоняет в гору! Он высунулся и погрозил кому-то пухлым кулаком, затем снова принялся за свои путаные объяснения. — На днях прочел рассказ о двух расах — одни, как осьминоги, другие — 20 футов ростом и синего цвета.

Воспоминания мучительно зашевелились и приняли почти осязаемую форму. Синий… Затем все снова пропало, и осталось какое-то тревожное чувство. Пришелец нахмурился и уселся поглубже, односложно отвечая на монолог собеседника и наблюдая из окна быстро меняющийся пейзаж.

— А вот и Элизабет. Где вас высадить?

Пришелец пошевелился, борясь с полуобморочным состоянием, вызванным страшной головной болью, и огляделся.

— Где угодно, — сказал он. Но побудительный импульс, притаившийся где-то в дальнем уголке мозга, вновь овладел им, и он добавил: — Мне нужен врач.

Это, безусловно, имело смысл. Возможно, изначально этот импульс был всего-навсего естественной потребностью в медицинской помощи. Тем не менее он не ослабевал, требуя конкретного выражения, и Пришелец сомневался в логичности всего, что могло быть с ним связано. Эта потребность никак не вязалась с ощущением страшной угнетенности, которое ее сопровождало. Машина остановилась у дома с табличкой врача, и он почувствовал, как кровь бешено пульсирует в висках.

— Вот мы и приехали. — Водитель потянулся к двери, чуть не задев руку своего спутника. Пришелец резко отдернул ее, едва избежав прикосновения, и почувствовал, как холодный пот струится у него по спине. Если бы эта рука коснулась его… Дверца снова захлопнулась, но одно он понял совершенно отчетливо. Ни в коем случае не должен он допустить, чтобы кто-либо вступил в контакт с его телом, иначе случится непоправимое! Еще один ни на что не похожий безумный импульс, но слишком мощный, чтобы подавить его.

Он выбрался из машины, бормоча слова благодарности, и направился к доктору Ланэхану: прием от 12.00 до 16.00.

Доктор, уже пожилой человек, отличался тем грубоватым и несколько прямолинейным добродушием, которое столь характерно для врачей общего профиля, и прекрасно гармонировал со своей приемной. Вдоль стены располагались книги по медицине, стеклянный шкаф с различными медикаментами и набор медицинских инструментов. Он спокойно выслушал рассказ незнакомца, подбадривая его улыбкой и постукивая карандашом по столу.

— У вас, несомненно, амнезия, — наконец сказал он, подводя итог. Хотя в чем-то весьма своеобразная; однако в большинстве своем эти случаи глубоко индивидуальны. Когда поврежден мозг, невозможно предугадать, как он себя поведет. Вам не приходила в голову мысль о галлюцинациях в связи с побуждениями, о которых вы говорили?

— Да. — Пришелец прикинул все возможные варианты и отбросил их как несостоятельные. — Если бы это были обычные побуждения, я бы, пожалуй, с вами согласился. Но они чрезвычайно сильны и, думаю, вызваны чем-то очень серьезным. Я убежден в этом.

— М-м-м. — Врач снова постучал карандашом по столу и задумался. Пришелец сидел, уставившись в основание его шеи, и тут он снова ощутил в голове сильное напряжение: такое же, как и тогда, когда впервые увидел владельца машины. Что-то вспыхнуло у него в мозгу и потухло. — И у вас нет никаких документов?

— Гм-гм, — незнакомец начал шарить по карманам, чувствуя себя до крайности глупо. — Об этом я как-то не подумал, — пробормотал он. Он достал пачку сигарет, грязный носовой платок, очки, какие-то предметы, которые ему ни о чем не говорили, и, наконец, бумажник, набитый деньгами. — Может быть, здесь что-нибудь?

Врач быстро просмотрел его содержимое.

— Деньги у вас, безусловно, были… М-м-м, никаких документов, одни письма. Л. Х. Ага, вот оно: визитная карточка. — Он передал ее незнакомцу вместе с бумажником и довольно улыбнулся. — Вы, без сомнения, мой коллега, доктор Лертон Хейнс. Это вам о чем-нибудь говорит?

— Ни о чем совершенно. — Обладать именем в известном смысле было приятно. Однако ничего другого при виде визитной карточки он не испытал. И для чего у него с собой очки и сигареты, если ему не нужно ни то, ни другое?

Врач усиленно рылся в книгах и выудил наконец какой-то том в грязном красном переплете.

— Кто есть кто, — пояснил он. — Посмотрим. Гм-гм! Ну вот. Лертон Хейнс Р., М. Д. Странно, я думал, вы моложе. Исследования в области лечения раковых заболеваний. Родственники отсутствуют. Адрес наверняка того дома, который вы помните. Суррей. Дейнсвиль. Хотите взглянуть?

Он передал книгу, и незнакомец — или Хейнс — внимательно пролистал ее, не найдя, впрочем, ничего нового по сравнению с тем, что уже было сказано, за исключением того, что ему было 42 года. Он положил книгу на стол и, достав из бумажника деньги, оставил их на видном месте.

— Благодарю вас, доктор Ланэхан. — Было очевидно, что ничем больше врач помочь ему не может, к тому же запах комнаты и человека вызывал у него удушье; он явно страдал аллергией на запах других людей. — О ране на голове не беспокойтесь — она неглубокая.

— Но…

Хейнс пожал плечами и, изобразив на лице улыбку, открыл дверь и вновь оказался на улице. Чувство щемящего беспокойства исчезло, сменившись глубоким унынием, и он понял, что миссия его провалилась.

Они знали так мало о врачевании, хоть и старались изо всех сил! Вся история медицины пронеслась перед мысленным взором Хейнса с ее поразительными успехами и безнадежными поражениями, и он понял, что даже его случай находится за гранью их понимания. Это прозрение, как и обретение речи, было полной загадкой; его осенило после долгого и мучительного напряжения, в тот самый момент, когда он смотрел на врача, и вслед за этим пришло отупляющее чувство провала. Тем не менее это не было заключение врача-онколога, скорее он мыслил категориями обычного лечащего врача.