Андрей Прусаков - Древолюция Страница 2

Вода была отличная, теплая и прозрачная. Видно отчетливо, как в аквариуме. Зайдя по колено в воду, Слава взбаламутил песчаное дно, кое–где поросшее мягко колыхавшимися водорослями. Лишь яркие солнечные блики на поверхности мешают, как следует, рассмотреть этот красивый и тихий мирок. Непуганые водомерки беспечно скользят по глади озера и, провожая их взглядом, Слава глянул на место, где вчера вечером закапывал бутылки с пивом, чтоб были холодненькими. Но бутылок не наблюдалось. «Вот черт! — подумал Славик. — Скоммуниздили! Да кто тут мог быть?»

Он исследовал ближайшие заросли озерной травы и нашел одну бутылку. Как ни странно, целую. Если бы украли, то все, зачем оставлять одну? И даже не оставили, а забросили в кусты. Может, зверь ка–кой? Слава глянул на землю, но ничьих следов не обнаружил. Да и что обнаружишь в траве, на которой весь вечер плясали? Да, плохо: одно пиво на четверых. Ладно, что поделаешь, будет разгрузочный день. Купаться, рыбу ловить, шашлык–башлык — отдыхать, одним словом.

Из соседней палатки донесся шорох: Вадик и Мурка проснулись. Интересно, как им после вчерашнего?

— Ты уже встал? — пробормотал приятель. Он вытащил худые мослы из палатки и захрустел кос–тями, потягиваясь. Он умел это делать почти как Брюс Ли.

— Хорошо!

— Пошли, искупаемся, — предложил Слава.

— Пошли. Давай только пивка глотнем.

— Это последняя, — сказал Славик, демонстрируя другу бутылку. Вадик вытаращился:

— Ты чего? Как последняя? Ты что, ночью все выжрал, что ли?

— Если только я — лунатик. Не пил я ничего. Бутылки пропали. Я только одну нашел в кустах!

— Да ты че–е? — задумчиво протянул Вадик и почесал затылок. — Сп…ли! А ты говорил, что здесь никто не ходит!

— Странно, — признался Слава. — Про это место практически я один знаю. Только не пойму, почему эту не взяли, а в кусты бросили?

Вадик пожал плечами.

— Ладно, давай на двоих. Открывай.

— А девчонкам что?

— Перебьются!

— Не, не, не! Так они подумают, что это мы все выжрали и обидятся. И будешь сам обед готовить.

— Тогда ладно, — согласился Вадик. — Пошли, нырнем.

Они с разбега плюхнулись в воду, разом нырнули и вынырнули далеко от берега. Слава с наслаждением плавал, прогоняя сонливую лень, потом перевернулся на спину и поплыл к берегу. Небо было совершенно безоблачным, ясным и, если не склонившиеся над водой деревья, можно подумать, что плывешь среди облаков.

Они подплыли к берегу и встали на ноги, собираясь выходить из воды. Вадик вдруг остановился:

— О! Я на бутылку наступил! — сказал он. Приятель нырнул, тут же вынырнул и радостно протянул Славе бутыль пива. — Смотри, вот и вторая!

— Как она на дне оказалась? — удивился Славик. — Может, и остальные здесь?

Парни несколько раз нырнули, пытались обшарить дно, но больше ничего не нашли.

— Ладно, — сказал Вадик. — Все равно две лучше, чем одна! Одна вам, одна нам.

День пролетел быстро. Отоспавшиеся девчонки шустро приготовили обед и разлеглись загорать, а Славик с Вадиком забросили удочки и сели играть в карты.

Чтобы не болтал Вадик, место здесь отличное. Слава сам обнаружил эту полянку, когда ходил по округе собирать грибы. Сейчас, когда сезон, туристы буквально оккупируют озеро со всех сторон, но эта поляна осталась незамеченной. Наверно, еще и потому, что это место сложно увидеть с воды.

Слава стоял, глядя на противоположный берег. Тут озеро было немного уже, и он мог легко пере–плыть его. Здесь росла осока и, наверно, поэтому приезжие больше любили берег напротив, более пологий и приспособленный для отдыха. Лес там более редкий, и к дороге оттуда ближе.

Внезапно он заметил что‑то огромное, медленно двигающееся вдоль берега. Черное тело мелькало среди редких деревьев. Медведь? Больно огромный медведь, таких не бывает! И зачем медведю ходить прямо — здесь ведь не цирк! Славик выхватил из кармана мобилу и включил камеру. Эх, жаль, что видео не снимает, пожалел он. Он лихорадочно нажимал на кнопку, так и не разобрав, что же там двигалось.

Просмотрев снимки на экране, Славик ничего не понял: на них были только деревья, и больше ничего. Маленький экран не позволял рассмотреть все, как следует, и Слава понял, что с таким разрешением даже на экране компа снимки будут, мягко говоря, не очень… Тем не менее, по возвращению домой решил внимательнее изучить фотографии. А вдруг там снежный человек?

— На этой неделе произойдет интереснейшее астрономическое явление: наша Земля пройдет через хвост кометы Ларссона–Брамта. Красочный дождь из сгорающих в атмосфере частиц кометы можно будет наблюдать…

Поборцев переключил радио на другой канал:

— По данным «Департамента Государственной Политики в сфере окружающей среды Министерства Природы России» площадь загрязненных земель в стране превысила миллион гектаров. Ежегодно в воздух выбрасывается сорок миллионов тонн загрязняющих веществ. А в реки России сливается около двадцати миллиардов тонн неочищенных сточных вод…

Он выключил надоевший приемник и покрутил бровями, разминая уставшие от монотонной дороги глаза. Поборцев ехал третий час и к пяти надеялся добраться до Дымова.

Последние события на работе не давали душе покоя. Вспоминая о них, Алекс раздраженно сжимал пальцы на руле. Материал, «нарытый» с таким трудом, безжалостно зарубили. Замредактора, к которому отправился Алекс, немного прояснил ситуацию. Оказывается, директора строительной компании, незаконно вырубавшей лесопосадки под строительство элитных коттеджей, и владельца газеты связывала старая школьная дружба. Кроме того, они были соседями по этажу.

— А ты не знал? — удивился сослуживец. Поборцев не знал. Прокололся. Шеф любил «горячие» материальчики, вот и получил. Впрочем, даже если бы Поборцев узнал об их дружбе, он все равно сделал бы этот материал. Хотя последствия могли быть самыми печальными. Но Алекс любил провокации. Ему нравилось исследовать человеческие души и ставить людей в ситуации, проявлявшие их истинную суть. Ловить момент истины, как говорил он сам себе. К сожалению, чем больше было таких моментов, тем больше он разочаровывался в людях.

― Я даже показывать не буду, ― сказал замредактора. ― Ты что, хочешь, что бы тебя уволили?

Поборцев зловеще ухмыльнулся. Конечно, увольнение ― вещь неприятная, но не смертельная. Он уже сделал кое–какое имя, и может продолжить работу в любом издании. Его неоднократно приглашали. Потому что знают: никто лучше него не напишет на животрепещущие темы, не каждый рискнет сунуть нос туда, куда осмеливался заглянуть Алекс. Он не боялся увольнения, потому что знал себе цену. Манией величия Поборцев не страдал, но сильно подозревал, что без него областной таблоид медленно умрет, тихо скончается, как кустик без полива. Его статьи были кусачи, едки и злободневны, не раз вызывая широкий резонанс. А где резонанс ― там и тиражи… И еще неприятности.