Тед Чан - Правда фактов, правда ощущений Страница 2

Джиджинги с любопытством рассматривал миссионера. Тот открыл один из своих ящиков и вынул то, что сначала показалось деревянным блоком, но потом мужчина расщепил его на части, и Джиджинги понял, что это туго перевязанная пачка бумаги. Джиджинги видел бумагу и раньше: когда европейцы собирали налоги, то выдавали ее как доказательство того, что деревня уже заплатила. Но бумага, в которую смотрел миссионер, явно была другого вида, и предназначалась, наверно, для чего-то другого.

Мужчина заметил, что Джиджинги смотрит и подозвал его.

— Меня зовут Мозби, — сказал он. — А тебя?

— Я — Джинги, а мой отец — Орга из клана Шанги.

Мозби открыл пачку бумаги и указал на нее.

— Ты слышала историю об Адаме? — спросил он. — Адам был первым человеком. Мы все — дети Адама.

— Мы тут все потомки Шанги, — сказал Джиджинги. — А каждый в земле Тивов — потомок Тива.

— Да, но твой предок Тив был потомком Адама, так же, как и мои предки. Мы все братья. Понимаешь?

Миссионер говорил так, словно его язык был слишком большим для рта, но Джиджинги мог повторить то, что он сказал.

— Да, я понимаю.

Мозби улыбнулся и указал на бумагу.

— Эта бумага рассказывает историю Адама.

— Как бумага может рассказывать?

— Это искусство, которым владеют европейцы. Когда человек говорит, мы делаем пометки на бумаге. Когда позже другой человек смотрит на бумагу, он видит знаки и знает, какие звуки издавал первый человек. Таким же способом второй человек может услышать, что говорил первый.

Джиджинги вспомнил, как отец рассказывал о старом Гбегбе, который лучше всех знал жизнь в кустарнике.

— Когда ты или я не видим ничего, кроме качающейся травы, он видит, что там леопард убил камышового хомяка и утащил его, — говорил отец.

Гбегба мог посмотреть на землю и узнать, что произошло, хотя его там даже не было. Это искусство европейцев должно быть похожим: тот, кто научился понимать знаки может услышать историю, хотя он не был там, когда ее рассказывали.

— Расскажи мне историю, которую рассказывает бумага, — сказал он.

Мозби прочитал ему о том, как змей обманул Адама и его жену. Потом спросил Джиджинги:

— Как тебе?

— Ты плохой рассказчик, но история довольно интересная.

Мозби рассмеялся.

— Ты прав, я плохо знаю язык тивов. Но история хорошая. Это самая старая история, которую мы знаем. Впервые ее рассказали задолго до того, как родился твой предок Тив.

Джиджинги засомневался.

— Эта бумага не может быть настолько старой.

— Нет, эта бумага не может. Но знаки на ней были перенесены с более старой бумаги. А те — с еще более старой. И так далее, много раз.

Если это правда, то она впечатляет. Джиджинги любил истории, а старые истории часто были лучшими.

— Как много историй у тебя есть?

— Очень много. — Мозби пролистал пачку бумаги, и Джиджинги увидел, что каждый лист был заполнен знаками от края до края; там, наверное, очень-очень много историй.

— Искусство, о котором ты говоришь — понимание знаков на бумаге — оно только для европейцев?

— Нет, я могу научить тебя. Хочешь?

Джиджинги осторожно кивнул.

#

Как журналист я долго ценил пользу ЖиВи для получения фактов. Едва ли есть криминальная или гражданская законная практика, которая не использует чье-то видео. Когда дело касается общественных интересов, важно точное определение того, что произошло. Правосудие — фундамент социального контракта, а вы не можете вершить правосудие, не зная истины.

Однако я куда более скептично отношусь к видеозаписям в чисто личных вопросах. Когда ЖиВи впервые стало популярным, некоторые супружеские пары думали, что смогут использовать его в доказательство правоты в споре — кто что в действительности сказал. Но поиск нужного клипа или видео часто был настолько сложен, что большинство бросало эту затею. Неудобство было препятствием, ограничивая поиск по ЖиВи только теми случаями, в которых усилия гарантированно вознаграждались, а именно, когда правосудие было мотивирующим фактором.

Но теперь, когда появилась «Рэмем», найти искомый момент стало просто, и ЖиВи, которые до этого лежали забытыми, стали изучать так пристально, как места преступления, и часто делали уликами в семейных дрязгах.

Обычно я пишу в разделе новостей, но иногда занимался и документальными очерками, поэтому, когда я предложил статью о возможных недостатках «Рэмем» своему редактору, тот дал мне зеленый свет. Первое интервью было с супругами, которых я назову Джоэлом и Дейдрой, соответственно, архитектором и художником. Было не сложно разговорить их о «Рэмем».

— Джоэл всегда говорит, что все знает, — сказала Дейдра, — даже когда это не так. Это меня бесило, ведь я не могла заставить его признаться, что он верил во что-то другое. А теперь я могу. Например, недавно мы разговаривали о похищении МакКиттриджа.

Она прислала мне видео одного из своих споров с Джоэлом. Мой сетчаточный проектор показал мне запись вечеринки с коктейлями; съемка с точки зрения Дейдры, и Джоэл заявляет многим людям: «Было вполне очевидно с самого дня ареста, что он виновен».

Голос Дейдры: «Ты не всегда так думал. Ты месяцами утверждал, что он не при чем».

Джоэл качает головой: «Нет, ты все путаешь. Я говорил, что даже очевидно виновные заслуживают непредвзятого суда».

«Это ты сейчас так говоришь. А тогда утверждал, что на него давили »

«Ты думаешь о ком-то другом, я не мог такого сказать»

«Нет, это был ты. Смотри»

Открылось еще одно окно, отрывок ее ЖиВи, который она нашла и транслировала всем, с кем они общались. В этом вложенном видео Джоэл и Дейдра сидят в кафе, и Джоэл говорит: «Его сделали козлом отпущения. Полиции нужно убедить общественность, вот она и арестовала подходящего подозреваемого. Теперь ему конец».

Дейдра спрашивает: «Не думаешь, что его могут оправдать?» и Джоэл отвечает: «Нет, если только он не сможет себе позволить команду энергичных адвокатов, а готов поспорить, что он не сможет. Люди на его месте никогда не получают справедливого суда».

Я закрыл оба окна, а Дейдра произнесла:

— Без «Рэмем» я никогда бы не убедила его, что он передумал. Теперь у меня есть доказательство.

— Хорошо, тогда ты была права, — сказал Джоэл. — Но тебе не следовало делать этого перед нашими друзьями.

— Ты все время исправляешь меня перед нашими друзьями. И теперь говоришь, что мне так поступать нельзя?

Есть ситуации, в которых гнаться за истиной уже не здраво. Когда все участники спора родственники, часто важнее иные приоритеты, а судебная гонка за истиной становится болезненной. Неужели действительно так важно, кому пришла идея отпуска, который так плачевно закончился? Нужно ли вам знать, кто из партнеров был более забывчивым, выполняя просьбы другого? Я не эксперт в семейных делах, но консультанты по брачно-семейным отношениям утверждают: точное определение момента, когда кто-то провинился, — это не ответ. Вместо того, супруги должны понимать чувства друг друга и решать проблемы, как команда.