Александр Силецкий - КРУТИТСЯ–ВЕРТИТСЯ… Страница 2

С искренним уважением

Черт.

Чертовы Кулички, 13.

Насчет Адама с Евой вы подметили отчасти верно, здоровую критику я никогда не отрицал, но и нечего валить все на каких—то там людей. Знакомая уловка! У вас тоже в пушку не один только хвост. Еще надо разобраться, как разверзлись Хляби Небесные! Так что не вам меня судить. И потом: цыкните вы на этих безбожников из мастерской, божественную благодать им посулите, черт возьми! Разговоры разговорами, но медлить нельзя. Мир погибает!

Саваоф.

Небеса, Дворец созидания и правосудия. Саваофу ― лично.

Я перечитала все ваши письма, милосердный Боже, однако нигде не нашла ни строчки о моей пенсии. Выдайте мне ее, прошу вас, уж какую сможете. А то, знаете, совестно перед соседками ― им платят, а мне нет… Терплю адовы муки.

С ангельским почтением

Чертова бабушка.

Небеса, Дворец созидания и правосудия.

Отче наш! Не надо так сердиться ― все имеет свой конец… Спешу обрадовать: соорудили новый Кран! Не хуже прежнего, а может, и получше. Но Бесенок сегодня напился до чертиков и лежит без чувств, а мне одному установить Кран, видит Бог, невмоготу. Прошу слегка повременить, так как нужна еще одна нечистая сила.

Черт.

P.S. Какой—то он непрочный получился, мир земной… Я в этом тоже виноват?

Чертовы Кулички, 13.

Дьявольское отродье! Как будто я не вижу, что вы, чертова перечница, попросту тянете время. И все ваши хитрые согласия со мной, все ваши сердобольные сочувствия в мой адрес ― пустые словеса. Вы разлагаете своих сотрудников, словно это обыкновенные люди. Не верю, чтобы Бесенок по собственной воле и без вашего постыдного вмешательства, мог так напиться. Я вами крайне недоволен.

Саваоф.

Небеса, Дворец созидания и правосудия.

Отче наш, но я действительно не в силах установить проклятый Кран! И знаний специальных не хватает ― надо же отладить все… Прошу отсрочки.

Черт.

Чертовы Кулички, 13.

Отговорчики всё, бесполезные попытки увильнуть от дела. Ничего не желаю знать. Хватит трюкачеством заниматься! Чтоб до вечера все было сделано. Не выйдет ― пеняйте на себя: обломаю рога!

Саваоф.

Черт спускался на Землю злой и подавленный, в смятении, которого не ведал никогда…

До вечера оставалось всего пять часов, но придумать пока ничего не удалось.

Что же в итоге?

Он мысленно пробегал историю человечества.

Да, это он, собой весьма гордясь, подговорил Адама открыть Кран и сам же, умышленно, сорвал чуть погодя резьбу ― на сколько тысячелетий!..

Кран отвинчен ― расцветает сказочная Атлантида; Кран завернут, но резьба сорвана, и Идеи продолжают струиться на Землю ― далекие античные времена, времена язычников и атомистов; потом Кран затягивают туже ― Римская империя рушится, полчища варваров движутся со всех сторон; с бесчеловечным фанатизмом начинает прокладывать себе путь эпигонская вера в Христа; но едва лишь ослабли винты ― возник Арабский халифат, новый расцвет науки и культуры; и вот Кран закручен до предела ― ужас, запустение и злоба, Средние века и Ренессанс сошли на Землю; иногда, правда, отдельные ручейки вырываются из Бака (резьба старая, в ней столько выбоин!..), и тогда наступает Просвещение; с тех пор Кран не подкручивали ни разу…

И вдруг ― в середине девятнадцатого века ― резьба сорвалась окончательно.

Какая суета, какой вихрь созидания взметнулись над планетой!

Впрочем, и пена была, и ничего тут не попишешь, это неизбежно…

Да, по счастью, не она решала ход событий!

И теперь вот нужно все—все уничтожить, отказаться от блистательных завоеваний, повернуть вспять и ― покончить с прогрессом навсегда…

Бога вознесут на прежний пьедестал…

Но ведь Всевышний, несмотря на все его заслуги, по натуре ― сущий ретроград! Давно уж обветшал.

Ищи лазейку, приказал Черт сам себе. Ты умен, ты хитер ― так придумай же!

Хотя… Постойтека…

Конечно!

Вот ― единственный шанс.

Как удачно его осенило!..

Брать хитростью, ловить на всевозможных слабостях, выпрашивать, в конце концов ― униженно вымаливать, когда потребует минута, у людей их души под залог ― вот что сейчас необходимо.

Под залог ― они поймут…

Все, решено!

Отныне он начнет наделять талантами не всех сразу, как бывало, когда Мысли струились из Бака могучим потоком и каждый не слишком ленивый способен был что—то схватить, припрятать для себя, а будет давать избирательно, можно сказать, из рук в руки.

Это и проще, и надежнее сейчас…

А люди взамен станут отдавать ему собственные души ― при условии, что души вернут им лишь тогда, когда они используют талант до предела, сотворив одно, пять, десять ― сколько будет им по силам! ― добрых дел, открытий или изобретений, которые бы двинули дальше прогресс.

Он примется облетать Землю и менять талант на души, и всего лучше ― у детей: те скорее, не обремененные житейскими предрассудками, пойдут на эту сделку.

Подумаешь, осталось пять часов! Он запетляет чуточку земное время, чтоб успеть. Совсем чуть—чуть… На небесах и не заметят… А ему ― как раз.

И, когда наконец поставят новый Кран, удушливые смрадные века всеобщей дикости уже не возвратятся ― в мире появятся другие, свободные от страха гении.

Во время Большой войны папа этого маленького мальчика был партизаном, его грудь украшали ордена и медали, и сын безмерно гордился своим отцом.

Когда в дом приходили гости и мальчик выбегал им навстречу, чтобы ласковые дяди и тети погладили его по головке и подарили заветную плитку шоколада, взрослые неизменно задавали ему воистину взрослый, нелепый вопрос:

― Детка, кем ты хочешь стать, когда вырастешь? Только не ври!

И мальчик с полной серьезностью, как будто это было давно уже решенное дело и никаких сомнений просто появиться не могло, отвечал:

― Партизаном!

Гости громко, заразительно смеялись, по—взрослому неискренне восхищались находчивостью ребенка и, тотчас забыв о нем, отправлялись пить, есть и болтать о своих исключительно важных делах.

Но как—то раз гости по обыкновению задали мальчику свой «каверзный» вопрос, и малыш вдруг смутился, оробел и едва слышно пробормотал:

― Не знаю.

Гости, привыкшие к другому ответу, были поражены, но потом они рассмеялись, решив, что так быть и должно ― ведь ребенок растет и, стало быть, мудреет…