Григорий Гребнев - Невредимка Страница 2

Но об одном факте буржуазные газеты не написали ни слова — о разгроме физического кабинета Года. Варварская расправа полиции с кабинетом молодого ученого была подробно описана в тот же день в других газетах Зурбайля — в подпольных коммунистических. Полиция проникла в квартиру Года в его отсутствие. Взломав дверь, полицейские испортили все приборы и сожгли рукописи Года. Очевидно, полиция рассчитывала на то, что Год, лишенный своих приборов и чертежей, не сможет в дальнейшем использовать силу «эмасферы» и его легче будет арестовать.

«ЭМАСФЕРЕ» УГРОЖАЕТ АВАРИЯ

После разгрома его научного кабинета, молодой ученый тайно поселился в тридцати километрах от Зурбайля, на даче у родственников Гертруды. Целыми днями он копошился над своим аппаратом, не выходя из отведенной ему комнаты. Гостеприимные хозяева не расспрашивали его ни о чем, но они отлично видели, что Год очень озабочен.

Однажды Года навестил Эгнас Чармен.

— Хэлло, Санто! Как поживает «эмасфера»? — сказал он, войдя в комнату друга.

Год отложил в сторону части своего аппарата.

— Плохо, Эгнас. Эти вандалы-полицейские уничтожили экраны конденсатора «эмасферы». Мне потребуется несколько дней на их изготовление. Это особый сорт пластмассы.

— А разве они так важны, эти экраны?

— «Эмасфера» — весьма точный аппарат, Эгнас. Энергия, излучаемая моим телом, может нарушить работу ее конденсаторов. Для отражения этой посторонней энергии служили особые маленькие пластинки-экранчики.

У Года был очень огорченный вид. Он зашагал по комнате.

— Не могу себя простить, что вынул их из вибратора в тот день!

— Обидно! — Эгнас вздохнул с сожалением. А я хотел пригласить тебя для одного интересного дела.

— Опять возня с полицией?

— Возможно. Ты разве не хотел бы?

— А что это за дело? — спросил Год.

— Охрана пикета забастовщиков.

— Я согласен.

— А как же экраны твоей «эмасферы»? — удивленно спросил Эгнас.

— Ничего! Нагрузку одного человека мои конденсаторы выдержат. Вот если мне придется принять еще кого-нибудь под защиту «эмасферы», тогда будет хуже.

НАПАДЕНИЕ НА ПИКЕТ

Год сидел подле завода Стронхо на уличной скамейке и делал вид, что читает газету. На самом деле он внимательно следил за двумя людьми, стоявшими поодаль, — коренастым усатым стариком в рабочей блузе и молодой женщиной с голубыми глазами.

Из- за угла вышла группа человек десять и решительно направилась к воротам завода. Все шли вразброд, но в ногу. По выправке видно было, что это переодетые в штатское военные. Когда группа поравнялась с усатым стариком и женщиной, Год встал и спрятал газету.

— Завод бастует, — сказала женщина, загораживая дорогу всей группе.

— Вы не пойдете на работу, — хмуро прибавил старик, становясь позади нее.

Это развеселило штрейкбрехеров. Кто-то протянул руку к женщине.

— Девчонка с огоньком. Ха-ха!

Все дальнейшие события развернулись с кинематографической быстротой. Одним прыжком Год оказался подле пикета.

— Гертруда, в сторону! — крикнул он.

В следующее мгновенье штрейкбрехеры уже летели вверх тормашками в разные стороны, отброшенные могучей энергией «эмасферы».

— Невредимка! Драпай, ребята! — крикнул кто-то из них.

В этот момент раздалась оглушительная пулеметная стрельба. Полиция, засев на балконе соседнего дома, пробовала силу своих пуль на Невредимке.

«МОГЛО БЫТЬ ХУЖЕ»

Результаты пулеметной стрельбы по Году оказались плачевными прежде всего для переодетых солдат-штрейкбрехеров, не успевших оправиться от оглушительных ударов «эмасферы». Один из них был ранен рикошетной пулей, другой, в которого угодили осколки отброшенной «эмасферой» бомбы, остался лежать на мостовой бездыханным.

Гертруда и старик оказались припертыми к железным воротам завода. Стоило Году уйти со своей защитной сферой, и оба пикетчика были бы убиты пулями полицейских.

Год оглянулся. Кто-то изнутри отпирал ворота.

Несомненно, Гертруду и старика хотели взять с тыла. Стрельба с балкона прекратилась, полиция, видимо, выжидала.

Это был отчаянный шаг, но иного выхода Год не видел. Он выключил «эмасферу» и крикнул пикетчикам: — Сюда, ко мне!

В одно мгновенье Гертруда и старик перебрались под защиту «эмасферы», прильнув к спине Года.

— Эй, вы там, за воротами! — крикнул Год. — Это говорю я, доктор Год, Невредимка! Убирайтесь, пока целы!

Возня за воротами прекратилась.

— Эй вы, снайперы на балконе! — крикнул он, обернувшись к пулеметчикам. — Я похороню вас под обломками дома, если вы не оставите меня в покое!

«А что, если они наберутся духу и выпустят по нас еще одну очередь?» — мелькнуло у него в голове.

Но нет, вот они втаскивают пулемет в квартиру, вот захлопнулась дверь. Ни одного человека на улице. Великолепно!

Только тогда, когда Год привел Гертруду и старика рабочего к такси Эгнаса Чармена, он сказал: — Мы дешево отделались, друзья. Могло быть хуже.

Эгнас взглянул на кожаный футляр «эмасферы», висевшей у Года на груди.

— Авария?

— Да. Вибратор перестал действовать еще там, у завода, когда Гертруда и старик стали за моей спиной.

ПИСЬМО ДИКТАТОРА

Год разорвал конверт и пробежал глазами небольшую записку. Эгнас и Гертруда подозрительно поглядывали на пакет с правительственной печатью.

— Я получил письмо от генерал-капитана Санхорто, — сказал Год с едва заметной улыбкой. — Вот что он пишет мне:

«Жду доктора Санто Года сегодня вечером к себе для делового разговора за чашкой кофе…»

Друзья совещались недолго. Все было ясно. Санхорто хочет переманить к себе Года с его изобретением. То, что «эмасфера» не действует, ему, очевидно, и в голову не приходит. Хотя Гертруда и отговаривала Года, он все же решил отправиться к Санхорто. Доктор хотел потребовать амнистии политических заключенных и восстановления свободы печати и слова на предварительных условий для переговоров о продаже государству своего изобретения. Это была рискованная затея, — Год отправлялся прямо в волчью пасть с бездействующей «эмасферой».

Год снял трубку телефона.

— Говорит доктор Год, — сказал он, когда убедился, что Санхорто у телефона. — Я принимаю ваше приглашение. Но я могу явиться только под защитой сферы своего аппарата. Поэтому благоволите принять меня под открытым небом и предупредите всех, кто будет присутствовать при переговорах, что приближаться ко мне ближе чем на четыре метра опасно.