Юрий Нестеренко - Боль и наслаждение Страница 2

Стюарт подозревал, что истинная причина, побуждающая его из книги в книгу выводить образы маньяков и садистов и их беспомощных жертв, является истинной не только для него. Что как минимум половина его читателей — а если говорить о мужчинах, то и больше — чувствуют то же, что и он, и с наибольшим удовольствием прочитали бы именно те страницы, которые он, как правило, вынужден вымарывать еще в голове, даже не перенося на экран компьютера. И сексуальные мотивы тут не главные, как совершенно справедливо отмечал его герой. Садизм, на самом деле, не столь уж иррационален. Он идет из первобытных лесов, где дикие предки современного человека вели беспощадную борьбу за выживание. Со стихией, с хищниками, с себе подобными. Пассивная оборона была проигрышной стратегией. Выживал тот, кто умел нанести упреждающий удар, сломать, подчинить. Унизить, чтобы подчинение было вернее, чтобы вчерашний соперник в критический момент не посмел нанести удар в спину. Феминистки в ту эпоху, если и находились, не оставляли потомства. Самцы-победители предпочитали покорных самок — укрощение строптивых отнимает силы и время, которые можно потратить на борьбу с более серьезными врагами. И уже в те времена моральное подавление было важнее физического. Самый сильный вожак не устоял бы, если бы на него набросилось все стадо…

Стюарт чувствовал в себе кровь этих древних предков, пусть и процеженную через фильтры цивилизации. Любовь к физическому насилию осталась осадком на этих фильтрах; он признавал таковое разве что как средство унизить, а не само по себе. Этим он отличался от злодеев из своих романов, которые нередко находили удовольствие в причинении физической боли как таковой. Никогда не следует давать персонажам слишком много своих черт, особенно если эти персонажи отрицательные…

В то же время, вкладывая в уста персонажа слова о том, что детские травмы здесь ни при чем, Стюарт знал, о чем пишет. В его жизни не было детских травм, равно как и прочих событий, только что перечисленных им в очередной главе. Он был садистом, сколько себя помнил, и не сомневался, что это — врожденное. Осознание этого не внушало ему ни стыда, ни гордости; он не считал себя избранным, имеющим право властвовать над другими, он просто принимал себя, как есть. Он не собирался уподобляться своим героям и нарушать закон, а что до фантазий, роящихся в темных закоулках его мозга, то это его личное дело. Если эти фантазии и вырывались наружу, то исключительно в виде триллеров, на протяжении последних лет неизменно попадавших в верхнюю десятку бестселлеров. Его, разумеется, не раз обвиняли в пропаганде насилия, на что он с неизменной улыбкой отвечал, что в конце каждой его книги порок наказан, а добродетель торжествует — и это была правда, хотя самому ему хотелось других финалов. Некоторые из них даже существовали — в единственном экземпляре на его компьютере. Он скрывал их настолько тщательно, что даже не делал резервных копий. Пропадут — ну что ж, напишет еще что-нибудь.

Теперь, однако, предстояло писать о действиях Коры, той самой женщины-полицейской. Это было не так приятно, как описывать страдания Лолы. Но по опыту он знал, что главное — одолеть несколько первых абзацев, а дальше новая сюжетная линия увлечет его, пусть даже в ней и не будет никаких униженных жертв. В конце концов, он не маньяк, его интересуют не только садистские мотивы…

Он уже занес руки над клавиатурой, как вдруг тишину нарушил мелодичный звук звонка. Стюарт покосился в угол монитора. 10:36 вечера, кого еще несет в такое время? Он и днем-то никого не принимал вот так, с бухты-барахты, без предварительного согласования по телефону…

Стюарт вывел на монитор изображение с видеокамеры охранной системы. У двери стоял мужчина в черном плаще с капюшоном, высокий, худощавый, должно быть, лет сорока, как и сам Стюарт, хотя точно сказать было трудно — лоб и глаза оставались в тени капюшона. Плащ мокро блестел, значит, нудный октябрьский дождь, начавшийся утром, все еще идет (за шторами и двойными рамами Стюарт мог определить это только по картинке с камеры).

Кто бы это мог быть? Стюарт жил уединенно и соседей не жаловал. Из журналистской братии вряд ли кто-то окажется так глуп, чтобы заявляться столь бесцеремонно чуть ли не посреди ночи. Для студента, пишущего работу по его книгам (несколько раз Стюарту доводилось принимать и таких посетителей) парень, пожалуй, староват. «Кто бы он ни был, пусть убирается», — решил автор бестселлеров и попытался вновь сосредоточиться на работе. Значит, Кора сидит за столом и раскладывает пасьянс из газетных вырезок о преступлениях Калифорнийского маньяка…

Но тут неизвестный снова поднял руку и позвонил, на сей раз более протяжно. Стюарт с неудовольствием заметил, что сердце его заколотилось куда быстрее. Может быть, потому, что он как раз писал о маньяке, но в голову полезли разные нехорошие мысли. Сейчас фактически ночь, и он один в загородном доме, стоящем на отшибе. Дом, конечно, оборудован охранной системой, но она служит скорее против воришек, чем против кого-то более серьезного. На окнах первого этажа, выходящих на задний двор, нет решеток, высадить их ничего не стоит… И случись что — никто не хватится его еще очень долго. Разве что издатель, когда не получит рукопись в срок; остальные из периодически досаждающих ему людей будут, конечно, ворчать, регулярно натыкаясь на автоответчик, но не отважатся беспокоить его лично. У Стюарта никогда не было ни жены, ни любовницы; секс он называл суррогатом мастурбации для людей без воображения. На свое воображение он не жаловался — как-никак, оно принесло ему шесть миллионов долларов. Наверное, нашлось бы немало мазохисток, которые согласились бы воплотить на практике даже самые жестокие из его тайных фантазий — пару раз он даже получал практически открытые предложения от поклонниц, разглядевших его истинную суть за образами книжных маньяков — но добровольное согласие «жертвы» свело бы на нет все удовольствие…

А может быть, у этого типа просто сломалась машина, и он ищет телефон? Эта мысль, однако, не успокаивала. Именно так начинался его роман «Полуночный гость», разве что в доме там был не преуспевающий писатель, а молодая художница… В мистические совпадения Стюарт не верил, но что, если какой-то псих, начитавшись его книг, решил реализовать его собственный сюжет? Кстати, те, кто яростно критиковал его романы за «культ насилия», как раз любили упирать на то, что такое возможно…

Пришелец позвонил снова. Уходить он явно не собирался. Стюарт вспомнил, что в спальне в тумбочке лежит пистолет, но, кажется, коробка с патронами к нему где-то на чердаке…