Джеймс Типтри - Последний полет доктора Айна Страница 2

Профессор с одобрением высказался относительно научных достижений Айна.

- Выдающийся? О, несомненно. И к тому же упрямый. Очень, очень упрямый. Не раз случалось, что какая-то концепция или даже невиннейшая ассоциация настолько поглощали его, что вместо того, чтобы оставить это и. перейти к основной работе, как поступил бы на его месте любой послушный разум, он останавливался и долго шарил вокруг. Если быть откровенным, поначалу я подозревал, что он просто не слишком понятлив, но вы же помните, кто сказал, что способность задумываться над повседневными явлениями дана лишь необыкновенным личностям? Это стало ясно когда он буквально поразил нас всех той историей с. изменением энзимов. Жаль, что ваше правительство запретило продолжать работу над этой проблемой... Нет, молодой человек, он мне ничего об этом не говорил. Собственно, мы говорили только о моей работе, и я был удивлен, видя, что он не утратил контакта с предметом. Он спросил, что я в связи с этим ЧУВСТВУЮ, и тем самым снова поразил меня. Я не видел его пять лет, но сейчас он мне показался каким-то... усталым? С другой стороны, кто сейчас не устал? Уверен, он был доволен переменой, пользовался Каждой остановкой, чтобы размять ноги. В Осло, даже в Бонне. Да, кормил птиц, но он всегда любил это делать. Его жизнь в период нашего близкого знакомства? Какие-то радикальные перемены? Молодой человек, до сих пор я говорил с вами исключительно ради особы, которая мне вас представила, но теперь вынужден заметить, что попытки бросить на Чарльза Айна* какие-либо подозрения просто наглость с вашей стороны. Всего хорошего.

* Charles Ain - С. Ain - Cain - английское написание библейского имени Каин. Прим. перев.

Профессор не сказал ни слова о роли той женщины в жизни Айна.

Впрочем, он и не мог сказать, поскольку Айн завязал с ней интимные отношения еще в университетском периоде. Он не хотел, чтобы кто-либо догадался, до какой степени она стала его манией, насколько он был очарован богатством ее тела и вечной ненасытностью. Они встречались, когда у него было время. Если виделись на людях, то делали перед друзьями вид, что незнакомы, но пожирали друг друга взглядами. Уже потом, наедине... Что за напряжение любви! Он наслаждался, овладевал ею, не позволяя, чтобы она имела от него даже малейшие секреты. В своих снах он видел только роскошные тени и белеющие в лунном свете округлости ее тела, и его счастье находило все новые измерения, в которых могло расцветать.

В пении птиц и пленительном шепоте лугов возможность недуга казалась далекой и нереальной. Да, порой ей случалось закашлять, но и с ним такое бывало. Он не мог заставить себя заняться детальным изучением болезни.

Во время конференции в Москве почти каждый рано или поздно обратил внимание на Айна, в чем не было ничего необычного, принимая во внимание его профессиональную репутацию. Конференция была не очень представительна, но имела большой вес. Айн несколько опоздал; первый день заседаний уже закончился, а его доклад должны были заслушать в последний, третий день.

Множество людей разговаривали с Айном, многие обедали с ним. Никого не удивляло то, что он мало говорил, он всегда был таким, может, за исключением нескольких памятных, горячих дискуссий. Правда, некоторым из его друзей показалось, что он, вроде бы, несколько утомлен и легко возбудим.

Некий индийский инженер по ядерным системам заметил, что Айн пользуется аэрозолем для горла, и пошутил, что доктор привез на заседания азиатский грипп. Шведский знакомый Айна вспомнил, что во время обеда доктору звонили из-за океана, и, вернувшись от телефона, он, хотя его никто не спрашивал, заявил, что что-то пропало из его домашней лаборатории. Ктб-то сделал какоето шутливое замечание, на что Айн с улыбкой ответил:

- Действительно, это "что-то" весьма активно.

В это время один из китайских биологов начал свою ежедневную пропагандистскую песню о бактериологическом оружии и обвинил Айна, что тот занимается, его созданием. Айн осадил его, невозмутимо заявив:

- Вы совершенно правы.

По негласному соглашению вообще не было разговоров о военном использовании, промышленном загрязнении среды и тому подобных вещах. Никто также не мог вспомнить, видел ли Айна в обществе какой-либо женщины, за исключением старой мадам Виалш, которая никоим образом не могла никого завербовать, ибо передвигалась в инвалидной коляске.

Сначала доклад Айна казался слабым для него. Правда, доктор никогда не обладал особыми ораторскими способностями, но мысли свои всегда выражал ясно и понятно. На этот раз казалось, что он был слегка рассеян и говорил не много нового. Слушатели решили, что он делает это сознательно, заботясь о неразглашении. Наконец Айн добрался до весьма запутанной части своего выступления, касающейся процесса эволюции, где постарался привлечь внимание к тому, что выглядело не совсем обычно. Когда он заговорил о "птицах, поющих для очередной расы", многие слушатели заподозрили, что докладчик просто не в себе. Однако, в конце выступления Айн проговорился: неожиданно он начал описывать метод, использованный им для мутирования и переделки вируса белокровия. В четырех предложениях он изложил все от А до Я, сделал паузу, после чего коротко описал результаты действия мутировавшего вируса, наиболее отчетливо проявленные у высших приматов. Выживаемость у низших млекопитающих и других животных была близка к 90%. Носителем, продолжал доктор, может служить любое теплокровное. Более того, вирус может жить в любой среде и отлично переноситься воздушным путем. Показатель заражаемости им необычайно высок. Затем Айн мимоходом заметил, что ни одна из высших обезьян, а также случайно зараженных людей, не прожили больше двадцати двух дней.

После этих слов воцарилась мертвая тишина, прерванная делегатом из Египта, который опрометью бросился к двери. Мгновением позже то же сделал один из американцев, перевернув позолоченное кресло.

Айн вообще не отдавал себе отчета в том, что поверг слушателей в состояние, весьма похожее на полный паралич. Все произошло очень быстро: человек, сморкавшийся в платок, замер, вытаращи" поверх него глаза, другой, раскуривавший трубку, очнулся, лишь когда огонь обжег ему пальцы. Двое мужчин, сидевших у двери и занятых разговором, не услышали ни одного слова из сказанного Айном. Их смех глухо прозвучал в воцарившейся тишине, заглушая последнюю фразу доктора: "..не имеет никакого смысла".

Позднее, как оказалось, Айн объяснял, что вирус использует механизм сопротивляемости организма, и любые попытки защититься от него обречены на неудачу.

Это было все. Айн с минуту подождал вопросов, после чего сошел с трибуны и двинулся по проходу между рядами кресел. Когда он добрался до двери, слушатели пришли в себя настолько, чтобы встать с мест и направиться к нему. Повернувшись на пятке, он горько сказал: