Николай Гацунаев - Экспресс Надежда Страница 2

Не сбавляя шага, Иван прошел мимо бассейна, покосился на позабытые кем-то возле раздевалки оранжевые сланцы в капельках непросохшей воды и впервые подумал, что никого тут не встречает, в какое бы время суток ни приходил. Исключение составлял отец Мефодий, и именно с ним-то и жаждал сейчас встретиться Иван. До сих пор попытки святейшего втянуть его в душеспасительные беседы терпели фиаско, Иван начисто игнорировал отца Мефодия, делал вид, что не видит его и не слышит. Изобретательности попу было не занимать, и, вступая с ним в мысленную полемику, Иван всякий раз оказывался в тупике. "Евангелие от Мефодия" не только не противоречило окружающей действительности, но и великолепно с нею уживалось. Будь то привычная действительность Страны Советов первой половины XX века, Иван без труда уложил бы попа на лопатки. Здесь же все обстояло сложнее.

Экспресс "Надежда" был порождением науки и техники, причем науки и техники высочайшего уровня и порядка. Отец Мефодий, судя по всему, прекрасно в этом разбирался и, пользуясь своим преимуществом, ловко сводил все к божественному началу. Послушать попа, экспресс представлял собой не что иное, как вариант Ноева ковчега, созданного по воле и чуть ли не под эгидой самого господа бога. Для чего, - отец Мефодий не уточнял, и хотя это было самое слабое звено в его сольных разглагольствованиях, Иван до поры предпочитал отмалчиваться, делая вид, что пропускает поповскую болтовню мимо ушей и экспресс "Надежда" его нисколько не интересует.

На самом же деле проклятый экспресс не давал ему покоя ни днем, ни ночью. Привыкший к ясности во всем, что его окружает, Иван и здесь пытался найти ответы на мучившие его вопросы: как он сюда попал, зачем, и что представляет собой экспресс "Надежда".

С обзорной площадки под куполом зимнего сада исполинская механическая река просматривалась до самого горизонта - нелепое скопище всевозможных транспортных средств, созданных человеком, чтобы передвигаться по суше, воде и воздуху. Доисторические повозки и боевые колесницы, галеры и осадные башни, почтовые дилижансы и дредноуты, многоярусные автобусы и бипланы, пульмановские вагоны и парусные яхты, трамваи и многовесельные галеры, танки и шагающие экскаваторы, тачанки и фуникулеры, дрезины, гоночные автомобили и уже совсем непонятные ромбовидные, кубические, эллипсообразные конструкции, сверкающие гранями призмы и серебристые сигары-исполины, напоминающие одновременно и дирижабли и подводные лодки - все это с лязгом, гулом и грохотом двигалось на колесах, полозьях, траках, воздушных подушках и еще неизвестно на чем, непонятно куда и зачем.

Сравнение с рекой приходило на ум не случайно: та же величественная размеренность, водовороты, стремнины, плесы и тихие заводи. То и дело взлетали и опускались аэропланы, геликоптеры, аэростаты. И все вокруг было затянуто сизой дымкой отработанных газов, гари и копоти, и берега тонули в мутной пелене и, казалось, поток движется в гигантском туннеле, сам себе пробивая дорогу в податливой, но непроницаемой для глаз толще.

Грандиозное это зрелище подавляло своими масштабами, невольно наталкивало на мысли о чем-то неземном, космическом, но, увы, ничего не проясняло.

...Иван обошел весь сад, заглянул в гроты, беседки, кабины раздевалок, даже в мужской туалет торкнулся: отца Мефодия нигде не было. Оставалась обзорная площадка, и Иван, стараясь ступать как можно тише, направился туда, предвкушая удовольствие застигнуть попа врасплох.

Меры предосторожности оказались напрасными: площадка была пуста. Иван подошел вплотную к прозрачной загибающейся кверху стене купола и, облокотившись о металлический поручень, принялся безучастно наблюдать за копошившимися далеко внизу механизмами. Бригада тракторов тянула установленную на платформе буровую вышку, ярко-оранжевый бульдозер тщетно пытался догнать скользящую перед ним изящную субмарину, а чуть левее на заляпанной грязными разводами льдине эскимосы привязывали к нартам тушу какого-то зверя.

- Обозреваете, сын мой?

По логике вещей Ивану полагалось вздрогнуть от неожиданности, но он только покосился, не поворачивая головы: так и есть, отец Мефодий собственной персоной. Ну что бы ему минут на пять раньше объявиться!

- А настроеньице-то не из отменных, - констатировал поп, нарочито нажимая на "о", хотя накануне щеголял московским акающим говорком. "Резвится святейший", - равнодушно отметил Иван и опять стал смотреть вниз. Льдина уже скрылась из виду и на ее месте неуклюже маневрировал огромный танк-амфибия с пестрым флажком на каплевидной башне.

- Мировая скорбь обуяла? - не унимался поп. Иван обернулся и неприязненно уставился на собеседника. Издевки на лице не было. И вообще лицо как лицо. Благообразное даже, как и подобает священнослужителю. Густые с проседью волосы до плеч, аккуратно подстриженные усы и борода. Карие чуть навыкате глаза, нос с горбинкой, четко очерченные губы.

- Кончайте дурачиться, святейший! Скажите лучше, кто и зачем меня тут держит?

Поп опешил было, но тотчас взял себя в руки и перестал окать.

- А никто, - он ухмыльнулся. - Никто, кроме всевышнего, хотя вы в него и не верите.

- Не верю, - подтвердил Иван. - Тут, батюшка, сверхцивилизацией попахивает. Не по зубам богу Саваофу. Кишка тонка.

- Не вам судить о творце.

- Вам?

- И не мне.

Священник достал откуда-то из-под рясы носовой платок, трубно высморкался.

- Ну так кто все же?

- Отвечаю вторично, - поп окончательно пришел в себя, снова заокал. - Никто не держит, кроме господа бога.

- Значит, взбредет мне на ум смыться с этой колымаги, - и никто пальцем не шевельнет?

- Куда? - поп вопрошающе развел руками. - Зачем? От добра добра искать?

"Кого-то он напоминает, - подумал Иван. - Не внешностью, не манерой говорить. Чем-то другим..."

- Ага, - Иван покивал головой. - Бежать, стало быть, некуда. И незачем. Так?

- Около того, - пробасил поп. - Вы, надо полагать, не согласны?

- Я-то? - Иван по самые локти вогнал руки в карманы комбинезона. Поп выжидающе молчал. - Я, батюшка, добра для себя не ищу.

- О ближних, стало быть, радеете? - иронически прищурился священник.

- Радеть это по вашей части. - Догадка стремительно перерастала в уверенность. - Отец Мефодий!

- Слушаю, сын мой.

- Хотели бы вы со мной местами поменяться?

- Упаси господи! - всплеснул руками священник. - У каждого своя стезя, свой крест.

- Во! - просиял Иван. - Шагайте, батенька, своей стезей. А я - своей. С крестом или без - это уже мое дело. Ну что вы на меня воззрились? Царю царево, кесарю кесарево. Ужинать идете?

- Благодарствую, - досадливо поморщился поп. - Сыт.

- Поститесь, небось. А я, пожалуй, пойду. Аппетит разыгрался.