Игорь Борисенко - Хонорейская эра Страница 2

- О! Где я найду такую?! - возопил волшебник. Демон не стал подсказывать, а исчез с громким хлопком, оставив после себя запах марихуаны. С поникшей головой Имхалай поплелся прочь. Как во сне брел он по темным коридорам, наполненными отдаленными воплями, - это члены его спортивного клуба развлекались, ломая рабам пальцы дверцами сейфов и ящичками для денег кассовых аппаратов.

- Где я найду девственницу? - бормотал несчастный Имхалай.

Триумфальный въезд и первая драка.

По степи у южных отрогов Тарабарских гор, в санях, запряженных четверкой собак со свалявшейся шерстью и впалыми боками, ехал невысокий крепкий человек. Полозья противно скрипели о песчаник и попадавшуюся бурую траву. Сани и упряжь украшали свинцовые фигурки девиц в похотливых позах, - они заменяли на суровом севере порнографические открытки, а еще ими было удобно открывать пиво. Сам седок, чьи стоящие торчком волосы образовывали нимб вокруг лысины, был облачен весьма просто - драный пиджачок с протертыми локтями, мятые штаны с провисшими коленями, желтую от пота рубашку, которая еле сдерживала напор могучего брюшка. К поясу был прицеплен кинжал, чье острие изгибалось едва ли не к самой рукояти. Враги панически боялись его: считалось, что он предназначен для выкалывания глаз, отрезания носа и ушей. На самом же деле хозяева выковыривали кинжалами грязь из-под ногтей. Если вы еще не узнали этого человека - вот последняя деталь. За его спиной, в чехле из лошадиной кожи висел средних размеров барабан. Это был Кэннон, варвар из Троммелии, бродячий попрошайка из горной, дикой страны.

Шатающиеся от усталости собаки, роняя клочья розовой пены, подтащили сани к окраинам великого города Йогуры, столицы Кефира, куда занесла нелегкая молодого варвара. Далеко впереди, застилаемые пеленой дыма множества труб, высились шпили и башни центра. Там жили надменные тощие аристократы, поголовно извращенцы, подлецы, трусы и жадины, их жены с безумно горящими глазами - они любили переспать с первым встречным на кровати с кандалами, бичами и тому подобным, их дочери, затаскивающие в постель всех, начиная от нищих и кончая ослами и собаками, их сыновья, любившие обзывать прохожих, считать себя лучшими фехтовальщиками и подглядывать за сестрами. Там жили солдаты королевских войск, тупые, как сапоги, и никуда не годные в драке, ростовщики, все как братья похожие на крыс, толстые разодетые, разукрашенные купцы. Однако ехать в обиталище всех этих нехороших людей мудрый, хотя и молодой - всего-то пятнадцать зим - Кэннон не собирался. Он остановился на окраине, в районе, населенном куда более привлекательным людом - убийцами, грабителями, ворами, насильниками, шлюхами и наперсточниками.

Сказав собакам "Чох, чох!", Кэннон остановил их посреди грязной кривой улочки. Недалеко лежал полуразложившийся труп, дети пускали кораблики в помойных лужах. Прихватив свой тощий мешочек, молодой варвар в нерешительности замер. Напротив стояли два заведения: над одним на искусно выполненной вывеске множество рук тянулось к краюхе хлеба и кувшину вина. Для кретинов, умевших читать, было написано "Иди пожри". Напротив вывеска отличалась одним: вместо еды-питья в центре красовалась огромная румяная задница. Подпись была соответствующая. Скривившись, Кэннон вынул из кармана три медяка.

- Вот так всегда, - прогнусил он. - Приходится выбирать, когда хочется и того и другого. Поубпамо! - помянул он бога-покровителя нищих и поплелся в харчевню.

Там было еще грязнее: ноги с чавканьем выдирались из толстого слоя сгнивших, перемешанных с вином, землей и кровью объедков. В низком зале со стенами, единственным украшением которых были несколько похабств, выцарапанных каким-то убийцей-интеллигентом, стояли длинные деревянные столы. За ними сидело множество людей: бритые стибрийцы с бегающими глазами, заезжие спекулянты из Чуркистана, стройные, чернявые и горячие уморыши с бледными бескровными рожами, плечистые узколобые громилы из Шема и, наконец, розовощекие жирные местные жители.

Подойдя к стойке из прессованных опилок, Кэннон плюхнулся на колченогий табурет и посмотрел на хозяина. Тот заплыл жиром так, что из складок торчали лишь нос и два мутных глаза с поросячье-белесыми ресницами. Толстяк не мог двигаться - его возили в тележке сыновья, у которых из сала еще выглядывали руки и ноги.

- А ну-ка, накапай мне виски, - дружелюбно прорычал Кэннон.

- Нет, - задушенно просипел хозяин. Волны гнилостного запаха из его рта едва не свалили варвара на пол.

- Почему?

-Здесь пьют только кефир, йогурт, варенец или кумыс. Так решил король Габануй в целях повышения престижа названия королевства.

Вздохнув, Кэннон променял медяк на кусок хлеба и кувшин кефира. Полуобернувшись, он стал считать шлюх, но, сбившись на третьем десятке, бросил. Дверь из сгнившего ясеня раскрылась, впустив уличное зловоние пополам с низеньким старцем. Его плечи были сгорблены, будто в руках он нес две кошелки, наполненные своей жизнью. Он был одет в хламиду, подпоясанную веревкой, а седые волосенки свисали жидкими прядями с макушки и подбородка. Какая-то потаскуха, состоящая из головы, груди и задницы, распахнула рубаху и пихнула старичка в лицо своим выменем. Тот в ужасе отшатнулся. Кто-то кинул в него кожурой от брюквы, кто-то скорлупу яйца, а огромный как платяной шкаф аристократки шемит плюнул прямо на розовую макушку. Провожаемый свистом, смехом и улюлюканьем, старик прошел и сел у стойки рядом с Кэнноном. На секунду кефир ударил в голову молодого варвара, и тот ляпнул:

- Эй ты, здоровый! Надо уважать старость!

Он только-только прикусил язык, ужасаясь сказанному, а шемит уже стоял рядом, и в горле его клокотало. В ярости он поднял кулаки, которые, будучи сложенными, превзошли бы в размерах задницу самой толстой шлюхи. Троммелиец, чуя, что скоро может стать котлетой, понял - надо действовать. Одним движением он передвинул вперед свой барабан и сорвал чехол. В руках появились палочки. Оглушительная, гулкая, рокочущая дробь остановила кулаки на полпути до блестящей макушки Кэннона. Волны ритмической барабанной дроби наполнили харчевню снизу доверху.

Любой дурак знал, что связываться с троммелийцами и их барабанами опасно. Узколобый губастый шемит был как раз дурень, поэтому он, испуганно сморщившись, съежился. Прижав кулаки к щекам, он попятился к двери, снес ее своим задом и исчез. Настроение Кэннона резко сменилось. С победной ухмылкой он ловко покрутил в пальцах палочки и упрятал их в чехол вместе с барабаном. На волне успеха молодой варвар залпом, не поморщившись, допил свой кефир. Харчевня, затихнув на время, вернулась к обыденной жизни. Старик, уже отершийся, прошамкал сиплым от неумеренного употребления варенца голосом: