Александр Студитский - Ущелье Батырлар-Джол Страница 2

- Имею кое-какое представление, - сказал Карцев с легким замешательством. - Правда, я не ботаник.

- Словом, кок-сагыз видел?

- Приходилось.

- И дикий и культурный?

- Да.

На лице Павла засветилось лукавое выражение. По-видимому, он готовился чем-то поразить приятеля. Торопливо сделав две-три затяжки, он бросил окурок прямо под кровать, оглянулся на Бориса с тем же выражением торжествующего лукавства и наклонился к дверцам тумбочки.

- Прошу вас полюбопытствовать, - сказал он, выпрямляясь и протягивая Борису какой-то предмет, завернутый в газетную бумагу.

Карцев с прежним недоумением развернул сверток В его руках оказался длинный, в руку толщиной, высохший, покрытый морщинами корень, сильно разветвленный на конце.

- Ну? - спросил он, не скрывая своего недоумения.

Павел с досадой выхватил корень у него из рук.

- Эх вы, зоологи! Смотри! Он надломил один из корешков, потянул - в разломе показались тонкие прозрачные нити.

- Каучук, - догадался Карцев.

Павел кивнул головой.

- А что за растение? - спросил Карцев. - Кок-сагыз?

Павел посмотрел на него с негодованием.

- Ну, друг, - сказал он, покачав головой и снова торопливо завертывая корень в бумагу, - я вижу, что тебя удивлять нечем.

- Да ты скажи толком, в чем дело? - обиделся Карцев.

Павел, не отвечая, опять наклонился к дверцам тумбочки и убрал сверток.

- Знаешь ли ты, чудак, - сказал он, поднимаясь в возбуждении с койки, какой вес имеет корень кок-сагыза?

- Двести граммов! - ответил Борис наобум.

Павел опять посмотрел на него с уничтожающим выражением.

- В природе ни один человек не находил корня тяжелее десяти граммов! сказал он с досадой. - В культуре, на хороших почвах встречаются экземпляры и в пятьдесят-сто граммов. Они получились, конечно, уже в результате селекции. Описывали отдельные корни и в двести пятьдесят и даже триста граммов, мне такие не встречались. А этот знаешь сколько весит?

- Полкило?

- Пятьсот пятьдесят граммов! - торжественно произнес Павел. - Я сам взвешивал. Но это в сухом виде. Значит, его сырой вес был, может быть, втрое больше. Представляешь ты себе, что это значит?

- Да, это большое дело...

- "Большое дело"!.. - пренебрежительно сказал Павел. - Да это целый переворот в отечественной каучуковой промышленности, если хочешь знать!

- Вот как?

- Ну конечно. При известных нам размерах корня кок-сагыза нет возможности получить более двухсот килограммов каучука с гектара. А этот корень - я тебе гарантирую! - дал бы не менее семисот, а то и восемьсот килограммов с гектара. Это уже продуктивность, превышающая продуктивность гевеи и других тропических каучуконосов вдвое.

Павел опять принялся торопливо скручивать папиросу.

- А где же ты достал этот корень? - спросил Борис. - Вырастил на станции?

- Если бы так!.. - Павел тряхнул головой. - Это, брат, целая история. Ну, я тебе в самых кратких чертах... Ты Мировича помнишь?

- Да, как же. Крупнейший специалист по каучуконосам...

- Ну, он теперь здесь. Мой директор. Наша база в Нарынской долине, на высоте двух тысяч метров. Когда я поступил к нему на работу, мы условились, что все дела, касающиеся культуры кок-сагыза, я буду честно выполнять, но поставлю своей задачей поиски новых каучуконосов. Здесь, по отрогам Тянь-Шаня, - сотни совершенно необследованных мест. Он дал согласие, хотя все время относится к моим поискам скептически.

- И это - результат твоих поисков? - кивнул Борис на раскрытые дверцы тумбочки.

Павел закусил губу - это была его старая привычка - и ударил кулаком по колену.

- Не совсем. Нашел корень не я.

- А кто же?

- У меня, видишь ли, на летних пастбищах по южному склону Мульде-Тау, где я совершал свои экскурсии, завелся дружок. Киргиз-пастух, хороший, душевный старик. Я ему кое в чем помогал. И он мне однажды приволок этот корень. Он не мог толком объяснить, откуда он взялся, хотя искренне хотел это сделать.

- Так ты и не узнал?

- Кое-что в конце концов удалось выяснить. Корень этот, очевидно, принесло потоком с гор. Старик нашел его в пересохшем русле весной. Был июль. Началось таяние снегов. Этот ручей почему-то пользуется дурной славой... Его называют Джаман-су - дурная вода. Я все-таки побывал в этих местах. Нашел ручей и двинулся по его руслу. Он течет по совершенно отвесной скале, в узкой расщелине.

- Добрался?

Павел отрицательно покачал головой.

- Под ледяными брызгами, на пронизывающем ветру я карабкался весь день, поднялся на триста метров - и вернулся. Подъем в это время года там невозможен. Ночь я провел в юрте у старика. У меня поднялась температура, начался бред... Кое-как добрался до станции. Меня свезли в Нарын. Там в моей болезни не смогли разобраться. Отправили сюда.

- Что же с тобой было?

- До сих пор никто толком не знает. Нашли изменения в крови. Анизоцитоз... Ты представляешь себе, что это такое?

- Это изменение красных кровяных телец. Величина их становится различной.

- Ну, вот. Были еще кое-какие изменения - ослабело зрение, огрубела кожа на теле... Сейчас все прошло. Ах, - махнул он рукой, - ничего мне не сделается!.. Слушай, Борис, - сказал он, опять усаживаясь на койку и положив свои руки на колени Карцеву, - я уже отчаялся тебя видеть... А ты мне нужен, как воздух. Веришь?

Карцев улыбнулся.

- Предположим, верю.

- Обещаешь помочь?

Карцев опять улыбнулся.

- Смотря в чем.

- Ну, ясно, что ничего вредного или глупого я с тебя не потребую.

Он посмотрел Карцеву прямо в глаза.

- Пойдешь со мной за этим корнем? - Он кивнул на раскрытые дверцы тумбочки.

Карцев замялся.

- Слушай, - голос Павла понизился до взволнованного полушепота, - это отнимет у тебя неделю, не больше... Твоя экспедиция уйдет без тебя, ты ее нагонишь, я тебе помогу в этом. А мне одному не справиться. Нужен спутник, свой парень, которому я могу довериться. Это же большое дело, ты понимаешь?

- Постой, а сотрудники станции? Неужели они тебе не смогут помочь? спросил Борис.

Павел поморщился.

- Нет, это исключается, - сказал он голосом, не допускающим дальнейших расспросов. - Есть там одна девушка, она, может быть, с нами пойдет... Но этого недостаточно.

Борис молчал, обдумывая неожиданное предложение. Что-то в этом предложении было таким заманчивым, что ему не хотелось сразу отказываться; его привлекала не столько деловая сторона этого похода, сколько романтика путешествия в неизведанные места, борьба с предстоящими трудностями, преодоление препятствий, налет какой-то таинственности на всей этой истории... И именно это волновало и трогало, а не перспектива каких-то призрачных научных открытий.

Павел продолжал смотреть ему прямо в лицо.