Станислав Лем - Путешествие восьмое Страница 2

- Верим во всеобщее братство, в превосходство мира и содружества над войной, считаем, что человек должен быть мерой всех вещей...

Он положил тяжелый присосок на мое колено:

- Почему же человек? - сказал он - Впрочем, не будем об этом. Но ваш перечень негативен, не надо войны, не надо ненависти, - туманности ради, вы разве не имеете никаких положительных идеалов?

Мне было невыносимо душно.

- Мы верим в прогресс, в лучшее будущее, в силу науки...

- Наконец хоть что-нибудь! - воскликнул он - Да, наука.. это хорошо, это мне пригодится. Какие науки вы больше всего развиваете?

- Физику. Исследования в области атомной энергии.

- Это я уже слыхал. Знаете что? Вы, главное, молчите Я уж сам этим займусь Говорить буду я. Положитесь во всем на меня. Не падайте духом! эти слова он произнес, когда повозка остановилась.

Голова у меня кружилась, и все перед глазами вращалось: меня вели хрустальными коридорами, какие то незримые засовы раздвигались с мелодичным выдохом, потом я помчался вниз, вверх, опять вниз, тарраканин стоял рядом со мной, громадный, молчаливый, покрытый складчатым металлом, и вдруг все вокруг застыло, стекловидный шар вздулся передо мной и лопнул. Я стоял на дне зала Генеральной Ассамблеи. Безупречной серебряной белизны амфитеатр, воронкообразно расширяясь, уходил вверх спиралями скамей; уменьшенные расстоянием силуэты делегатов расцвечивали изумрудом, золотом, пурпуром белизну спиральных ярусов, бередя глаз мириадами таинственных сверканий. Я не сразу научился отличать глаза от орденов, тела делегатов от их искусственных продолжений - видел только, что двигаются они оживленно, придвигают к себе по белоснежным пюпитрам кипы документов и какие-то черно-блестящие, будто антрацитовые, пластинки, а напротив меня, на расстоянии полусотни шагов, окруженный с флангов стенами электронных машин, за рощицей микрофонов покоился на возвышении председательствующий.

В воздухе носились обрывки разговоров на тысячах языков, звездные жители говорили в диапазоне от глубочайших басов до тонов высоких, как птичий щебет. Чувствуя, что пол проваливается подо мной, я одернул фрак. Раздался протяжный нескончаемый звук - это председательствующий пустил в ход машину, которая ударила молотком по пластинке из чистого золота, и металлические вибрации ввинтились мне в уши. Тарраканин, возвышаясь надо мной, указал, куда надо садиться, и голос председательствующего поплыл из невидимых мегафонов. Я же, перед тем, как сесть у прямоугольной таблички с названием родной планеты, обвел взглядом круги скамей. Я силился сыскать хоть одну родственную душу, хоть одно человекообразное существо, но-тщетно. Огромные клубни, окрашенные в теплые тона, слоистое желе, вроде бы красносмородинное, мясистые выросты, опирающиеся на пюпитры, лица, по цвету схожие с хорошо заправленным паштетом, либо светленькие, как рисовые запеканки; плавники, присоски, щупальца, в которых находилась судьба планет дальних и ближних, двигались передо мной, будто в замедленной съемке, не было в них ничего уродливого, вопреки всем нашим земным предположениям: будто я имел дело не со звездными чудищами, а с существами, вышедшими из-под резца скульпторов-абстракционистов либо каких-то виртуозов от гастрономии...

...Чувствовал я себя прескверно. Зачем я послушался профессора Тарантоги! На что мне понадобилась эта проклятая почетная миссия?

...Незримый ток пронизал меня, на громадной таблице вспыхнула цифра 83, и я почувствовал энергичный толчок. Это мой тарраканин, выпрямившись на своих присосках - или щупальцах, - потащил меня за собой. Юпитеры, плавающие под сводом зала, направили на нас ливень голубого света. Обливаемый со всех сторон водопадами сияния, которое словно насквозь меня просвечивало, машинально сжимая порядком размякший рулон верительных грамот, слушал я мощный бас тарраканина, который гремел рядом со мной, красноречиво и непринужденно, на весь амфитеатр, но содержание его речи доходило до меня лишь обрывками - как морская пена обрызгивает смельчака, во время шторма перевесившегося через волнорез.

- ...Замечательная Земийя (он не смог даже правильно выговорить название моей родины!)... великолепное человечество... присутствующий здесь его выдающийся представитель... симпатичные млекопитающие... ядерная энергия, освобожденная с уменьем и сноровкой в их верхних отростках... молодая, динамичная культура, полная одухотворенности... глубинная вера в плентимолию, хотя и не лишенная амфибрунтов (он явно путал нас с кем-то другим)... преданные делу единства звездожителей... в надежде, что принятие их в ряды... замыкая период растительного общественного бытия.. хоть они и одиноки, на своей галактической периферии.. выросли смело и самостоятельно, и они достойны...

- Пока что, как-никак, хорошо, - мелькнуло у меня в голове. - Хвалит он нас будто бы удачно... а это что же?

- Конечно, парные! Их жесткие опоры... следует, однако же, понять... на этом Высоком Собрании имеют право представительства также исключения из норм и правил... никакое отклонение не позорит... трудные условия, в которых они сформировались... водянистость, даже соленая, не может быть, не должна стать препятствием... с нашей помощью они в будущем избавятся от своего ужасн... от своего теперешнего облика, о котором Высокое Собрание, со свойственным ему великодушием, говори не не будет... поэтому от имени тарраканской делегации и Союза Звезд Бетельгейзе настоящим я вношу предложение о принятии населения планеты 3имайи в ряды ООП, а тем самым о предоставлении присутствующему здесь благородному землянину полномочий делегата, аккредитованного при ООП. Я закончил.

Раздался мощный шум, прерываемый загадочными посвистываниями: аплодисментов ввиду отсутствия рук не было, да и не могло быть; шум и говор сразу стихли при звуке гонга, и послышался голос председательствующего:

- Желает ли какая-либо из высоких делегаций высказаться по вопросу о приеме Человечества с планеты 3емейи?

Сияющий тарраканин, по-видимому, чрезвычайно довольный собой, потащил меня на скамейку. Я уселся, невнятно бормоча слова благодарности, и тут два светло-зеленых лучика одновременно стрельнули с различных сторон амфитеатра.

- Предоставляю слово делегату Тубана! - сказал председатель.

Что-то встало. Я услыхал далекий пронзительный голос - будто разрезали листовое железо, - но вскоре я перестал обращать внимание на его тембр.

- Высокий Совет! - говорил представитель Тубана. - Услыхали мы тут, из уст полпитора Воретекса, теплую рекомендацию племени с дальней планеты, еще неизвестного присутствующим. Хотелось бы мне выразить сожаление, что неожиданное отсутствие сульпитора Экстревора на сегодняшнем заседании лишило нас возможности детально ознакомиться с историей, природой и обычаями этого племени, принятия которого в ООП так жаждет Тарракания. Не будучи специалистом в области космической тератологии, хотел бы я, однако, в меру своих скромных сил, дополнить то,что мы имели удовольствие услышать. Прежде всего - в общем-то вскользь, попутно - отмечу, что родная планета Человечества именуется не Земийя, 3имайя или 3емейя, как - не по незнанию, разумеется, а я глубоко убежден, лишь в ораторском запале и порыве, - говорил блистательный тарраканин. Конечно, это несущественная подробность. Однако же и термин "человечество", которым он пользовался, взят из языка племени Земли - так звучит настоящее имя этой отдаленной провинциальной планеты, - наша же наука определяет землян несколько иначе. Осмелюсь, в надежде, что не утомлю этим Высокое Собрание, зачитать полное наименование и классификацию вида, вопрос о членстве которого мы рассматриваем, причем воспользуюсь безукоризненным трудом специалистов, а именно "Галактической тератологией" Граммплюсса и Гзеемса.