Евгений Максимов - Место в жизни Страница 2

— Здравствуйте, — сказал Андрей как можно более приветливо, — Я…

— Я вас помню, — перебила она его, — подождите, пожалуйста, я сообщу о вашем приходе. Можете присесть. — Она указала ему на стул, и скрылась за дверью.

Андрей сел, поставив чехол с гитарой на колени, и стал с нетерпением ждать.

Секретарша вернувшись через несколько минут сказала:

— Проходите, пожалуйста.

Андрей прошел в дверь, в которую заходила секретарша, и оказался в довольно мрачном кабинете. Перед ним сидел пожилой человек, которому Андрей неделю назад отдал свои рассказы. Этого человека звали Виктор Антонович. Он указал Андрею на кресло перед своим столом, приглашая его сесть. Андрей сел и спросил дрогнувшим голосом:

— Ну как?

— Вы, наверное, хотите поговорить о рассказах которые вы принесли мне на прочтение на прошлой неделе? — спросил Виктор Антонович властным голосом, проигнорировав вопрос Андрея.

— Не плохо было бы.

— Я передавал их нашим экспертам, и вчера получил ответ.

— Ну и как? — Андрей не мог больше ждать.

— Не годится, — это прозвучало мрачно и грубо.

— Но почему?

— Вы используете не те темы, которые интересны современному читателю. Неужели вы думаете, что кому-то сейчас интересно читать какую-то философию, какие-то религиозные трактаты, что-либо вообще никак не связанное с реальной жизнью?

— Ну, я не знаю. Я писал, как умею.

— Нет писать вы, конечно же, умеете, как и любой нормальный человек в вашем возрасте. Даже довольно неплохо умеете, по школьным сочинениям наверняка пятерки были. Но писать просто так, и писать для читателей — людей, которые вас не знают, это совершенно разные вещи. Читателю плевать на то, что вы думаете о мире. Ему нужны действия, переживания. Понимаете?

— Да, — прошептал Андрей, чувствуя, как в нем медленно поднимается волна гнева.

Он отвернулся в сторону от издателя и начал рассматривать кабинет. Но издатель продолжал говорить, и Андрей буквально физически ощущал боль которую наносил ему его старческий голос.

— Вы не понимаете о чем писать. Если хотите — попробуйте написать какой-нибудь детектив, легкую фантастику в крайнем случае. Но чтоб безо всякой философии, без религии. Сейчас не то время, чтобы печатать что-либо о религии. Это не то, что никому не интересно, это может быть даже опасно. А вы пишете о том, что у бесов есть ангелы-хранители…

— Не учи меня как писать, козел, — выкрикнул Андрей повернувшись лицом к Виктору Антоновичу и глядя ему прямо в глаза, — не смогли понять смысла, так и скажи.

— Зачем же грубить? — спросил издатель, пытаясь казаться спокойным, — может быть вы просто не смогли показать смысл?

— Я показал все, что хотел показать. Это вы, уроды, не смогли ничего понять.

Виктор Антонович попытался что-то сказать, но Андрей стремительно поднялся и опрокинул стол на него. Старик упал на пол вместе со стулом, и пытался подняться, чтобы дотянуться до телефона. Но Андрей уже выбежал из кабинета. Он прошел мимо секретарши, которая делала себе маникюр и даже не подняла глаза на него. Ничего из того, что происходило в кабинете она, видимо, не слышала.

А Виктор Антонович, хватаясь за сердце наконец поднялся с пола и, сняв трубку с телефона, начал лихорадочно набирать телефон скорой помощи. С третьего раза ему удалось дозвониться и он сообщил дежурной адрес издательства. Сказал, что у него больное сердце, и что сейчас он чувствует себя даже хуже, чем было, когда он перенес инфаркт. Дежурная пообещала, что скорая приедет в течение десяти минут и повесила трубку. Виктор Антонович в изнеможении опустился на пол, дожидаясь ее.

Андрей же за это время дошел до остановки и зашел в, почти сразу, подъехавший троллейбус. Он чуть не накричал на кондуктора, когда тот заикнулся о плате за проезд.

Приехав домой, Андрей полчаса ходил по комнате, пытаясь утихомирить свой гнев. Но ничего не получалось. Обида за произошедшее не хотела оставлять его. Не помогали даже сигареты, окурки которых в бесчисленном множестве валялись на полу комнаты. Он остановился на несколько минут посреди комнаты, но только для того, чтобы подкурить дрожащими пальцами новую сигарету. А потом, глубоко затянувшись, продолжил свое бесконечное путешествие по комнате.

Впрочем, он довольно быстро устал, и сел в кресло. Приятное тепло коснулось уставших ног, заставляя его расслабится, забыть на время о том, что произошло. Но ненадолго, вскоре он опять начал думать о своей бесцельно прожитой жизни.

— Ну хоть когда-то было в жизни что-нибудь хорошее? — спросил он сам себя, и задумался над ответом. Ничего хорошего не вспоминалось — мозг затуманенный яростью, не хотел воссоздавать лучшие эпизоды жизни, раскрашивая их в яркие цвета. Наоборот, вспоминались только всякие гадости: непонимание, открытое издевательство и презрение ко всему тому, что он делал.

— Ничего не было, — в конце концов ответил он себе, и тут же закончил, — и не будет.

Эта правда ножом ударила по мозгу, заставив его вздрогнуть. Он закрыл глаза, и начал думать, что делать дальше, но мысли путались. Связывались в узелки, а когда он пытался их распутать, то неизменно приходил к одному: ничего хорошего нет, и не будет. Он пытался изгнать эту навязчивую мысль из своего разума, но она отказывалась ему подчиняться, вновь и вновь всплывая на поверхность.

— А зачем тогда жить? — эта вопрос показался ему наиболее логичным продолжением предыдущей мысли. Но ответа на него он не нашел, и даже не очень пытался. Жить ради того, чтобы всегда было плохо не хотелось, а ничего хорошего никогда не будет.

Он встал, посмотрел на свою комнату, так словно видит ее в последний раз. Пытаясь запомнить все детали. Взгляд упал на окурки, лежащие на полу, и вдруг возникла мысль о хозяевах квартиры, которые требовали, чтобы в квартире не курили. Андрей рассмеялся своим мыслям — какая разница, кто и что скажет, если его скоро уже не будет. Его нервный, вымученный смех заполнил пустоту комнаты, придавая ей особую мрачность, присущую кабинету психиатра. Андрей же сам испугался своего смеха, и выбежал их комнаты, словно источник смеха был в ней, а не в нем самом.

Быстрым шагом он прошел на кухню и достал из шкафа опасную бритву. Открыв ее, он долго смотрел на лезвие, размышляя о том, что от этой тоненькой полоски стали сейчас зависит его жизнь. Неожиданно зазвонивший телефон заставил его вздрогнуть, он с испугом посмотрел на небольшую коробочку из которой раздавался резавший слух звон, но трубку брать не стал. После нескольких звонков телефон замолчал и Андрей вернулся к созерцанию лезвия.