Андрей Аливердиев - Land Hell [= Сопротивляющиеся] Страница 2

Вовчик полез за заднее сиденье и вытащил мне АК и ПМ. Вообще-то, я сразу обратил внимание на сложенный там арсенал. Но чему-чему, а оружию в последние годы удивляться не приходилось.

— Самогон будете? — спросил Толян, вытаскивая флягу.

Все утвердительно закивали. Вообще-то от всех уже разило. И мой свежий нос чувствовал это хорошо.

Самогон был кизиловым и шел легко, как вода. Но я знал эту обманчивую легкость, и потому не стал увлекаться. Семьдесят градусов, смягченные кизиловым привкусом должны были еще как ударить в голову.

Итак, накатив на грудь, я попытался трезво оценить ситуацию. Первое, что было ясно наверняка — случилось что-то непонятное. Одно из двух — или происки западных цивилизаторов, или вторжение извне.

Конечно, это могла быть и инфекция. Но слишком уж продуманными для микробов были некоторые моменты.

Происки я отбросил сразу, ибо, будучи немножко ученым[5], я прекрасно осознавал, как реальные, так и потенциальные возможности наших бывших врагов, а нынче партнеров.[6] Оставалось вторжение. И никакого ответа — кого, откуда, зачем и в каком масштабе.

Как и у всех у нас, у меня были родные. И сердце обливалось кровью при мысли. Однако, я понимал, что не могу покинуть эту группу. И я не мог даже себе честно ответить на вопрос, тяготило ли это меня, или давало поддержку тем, что я — не один. Вообще-то это очень сложный вопрос, как оно лучше в критической ситуации — быть одному или в группе. парадокс состоит в том, что будучи одним затерянным в неизвестности, каждый из нас ищет хотя бы такого же бедолагу. А найдя, понимает, что нашел не то, что искал, но теперь свобода новых поисков ограниченна.

Однако некоторые вопросы стали проясняться сами собой. Следуя за чредой зомби, мы, наконец, в первый раз увидели кукловода. Кукловода. Это название напрашивалось само собой при виде мерно покачивающихся существ, так недавно бывших людьми. Однако все же как-то сразу оно было вытеснено другим словом, более подходившим для его внешнего вида.

— Вот он эльф, — тихо произнес Толян, подымая автомат.

Дядя Миша жестом показал, что пока стоит спрятаться и наблюдать. Во всяком случае, по иному этот взмах руки оценить было нельзя.

Наши враги оказались достаточно похожими на людей, для того чтобы издали главной отличительной чертой можно было назвать не нашу одежду. Хотя, если присмотреться, можно было обратить внимание на слишком большие и несколько странные уши и глаза, которые, впрочем, не вносили диссонанс в бесспорную красоту этих существ, казавшихся немного эфемерными из-за небольшого роста и довольно хлипкого телосложения.

— С этими справимся, — улыбнувшись, сказал дядя Миша, и, перекрестившись, мы перешли к атаке.

Глава 2.

Как мне удалось выжить? Не берусь сказать точно. Вероятно, в противном случае просто некому было бы писать эту повесть. Однако, если серьезно, я могу точно сказать, что просто мне повезло. И хотя я еще долго ругал себя, что остался в живых один, но видит Бог не моя в том вина.

Нам удалось убить только одного. Причем едва мы успели в этом удостовериться, как подоспевшее эльфийское подкрепление применило против нас свою магию. На моих глазах Толяна буквально размазало по стене. Я успел дать в нападавших очередь, чем немного дезориентировал противника. И будучи переброшенным через дом (!), я упал на покрытый тентом грузовик, съехав с которого, оказался вне зоны первичной досягаемости. И в этих новых условиях мне оставалось переходить к плану «Б», то есть «БЕЖАТЬ!».

Я не очень хорошо знал лабиринт этих частных дворов, однако выбирать не приходилось.

Вот я опять был один. Правда, теперь я был немного вооружен. Под футболкой за поясом у меня был заткнут «Макаров», и еще одна обойма лежала в кармане. Автомат я потерял. Но я не слишком сожалел по этому поводу, ибо пока он создавал бы больше проблем с его переноской.

В принципе, вооружиться можно и после. Ибо в этом разрушенном мире оружия было предостаточно. Особенно, если знать, где искать.

Но все же, как плохо осознавать себя одному! Одному. Окруженному враждебной, словно вставшей на дыбы реальностью. Кроме того, я всем сердцем чувствовал боль утраты. Утраты людей, с одним из которых я был едва знаком, с другими же познакомился каких-нибудь пару часов назад. Пару часов! Я вдруг осознал, как все-таки сближает людей одна большая беда. Вместе с тем я ясно осознавал, что снова свободен, как птица[7] в полете.

Ведь буквально каких-нибудь полчаса назад, до боя, если это можно было назвать боем, я двигался совсем не туда, куда мне хотелось. А хотелось мне, как вы, должно быть, понимаете заглянуть к себе домой.

Хотя я отлично понимал, что найти там кого-нибудь из родных было утопией, я все же надеялся, что они не стали зомби, и могли оставить мне записку, куда они направляются — на юг, к одному деду, или на север — к другому. Но уклоняться от боя, куда вели меня новые товарищи из-за призрачной записки… Даже если бы они меня и поняли, я все же скорее был готов умереть, чем показаться трусом. В этом я всегда походил на книжного ирландца. Да, сколько много книжек я прочитал когда-то!!! А как мечтал попасть в большое приключение! И вот теперь оно само нашло меня…

Но времени предаваться праздным размышлением, у меня не было. И я шел, шел и шел. Шел, стараясь передвигаться вдали от оживленных, точнее более или менее больших улиц.

Так я добрался до дома одного из моих старых приятелей. Собственно говоря, до его дома я вовсе не стремился добираться, ибо с чего я, собственно, должен был до этого стремиться? Однако явные признаки жизни, которые подавал этот дом, не мог не побудить меня заглянуть, что в нем все-таки делается. Излишне говорить, что настроение у них было отнюдь не радостное. Однако я не мало удивился, увидев их семью практически в сборе: отец, мать, да сам мой приятель Дима. Димкин отец доводил до ума их старую двадцать первую «Волгу». Мать видно паковала дома чемоданы. Сам же Димка, далекий как от техники, так по большому счету, и от жизни, сидел на стуле отрешенно глядя куда-то в даль.

Мы поздоровались.

— Вижу, вы полном составе, — сказал я.

— Только мы. Дядя Коля, тетя Даша…, - он долго перечислял своих родственников, — все стали этими, — он вытаращил глаза.

«Вот идиот, — думал я, пока он занимался этим бессмысленным перечислением, — Что мне говорят эти имена?» Однако я, конечно, не стал озвучивать эти мысли. В конце концов, каждый волен горевать по своим.