Михаил Тырин - Грехи ночного неба Страница 20

– Я жду ответа!

Пашка сопел, разглядывая узоры прикроватного коврика.

– Тебе что, не нравится у нас? – не отступалась завуч.

– Нравится, – тихо ответил мальчик.

– В чем тогда дело? Тебя кормят, одевают, играются с тобой... Врачи тебя проверили – вроде нормальный. Я не понимаю, в чем дело?

Пашке нечего было ответить.

– Я уж не говорю, что ты мог утонуть, замерзнуть, разбиться. Ты ведь, мне передали, весь в крови был. Кстати, где ты был? Ты ведь никому не рассказывал.

– Альбина Сергеевна, – все так же тихо, но твердо проговорил Пашка, – пожалуйста, никогда не спрашивайте, где я был. Я все равно вам не расскажу.

От неожиданности завуч запнулась на полуслове. Несколько секунд она удивленно и возмущенно разглядывала мальчика, потом произнесла, уже не так решительно:

– Учти, Павел, мое терпение кончилось. Еще одна такая прогулка – и ты пожалеешь. Сильно пожалеешь.

Пашку выпустили только на четвертый день. По атмосфере, царившей вокруг него, мальчик понял, что отныне он поставлен здесь вне закона.

Воспитанники уже не улыбались ему, даже не здоровались. Все старались отводить глаза. Даша – и та вела себя очень сдержанно.

Только Серега в столовой украдкой посмотрел на него и быстро кивнул, как будто хотел сказать: держись, я с тобой.

В коридоре он нагнал Пашку.

– Пошли под лестницу... – Ну как ты? – спросил он, когда они устроились в своем тайном месте.

– Я хочу убежать отсюда, – сказал Пашка.

Действительно, в тот момент ему искренне, до слез захотелось покинуть это мрачное здание и вернуться к тете Маше, дяде Боре, коту, к теплой печке и вкусным оладьям. К простым человеческим чувствам.

– Зря ты зимой убегаешь, – заметил Серега. – Давай лучше весной вместе убежим.

Он замолк, обдумывая что-то, потом добавил:

– Тут столько всего было, когда ты убежал. Милиция опять приезжала. Нас всех выводили тебя искать, представляешь? Полдня по городу ходили.

Серега понизил голос.

– Тебя Альбина в специнтернат хотела перевести.

– Зачем?

– Боится, что с тобой случится что-то, а ей отвечать. А из специнтерната не убежишь – там как тюрьма. Там придурков одних держат, таких, как Садык. Мы один раз их видели, когда в кино ходили.

Пашке совсем не хотелось в специнтернат.

– Ну и что? – спросил он дрогнувшим голосом.

– Нина тебя отбила. Они с Альбиной весь день ругались. Нина потом всех начальников обошла, чтоб тебя не переводили. Альбине никакие связи не помогли. Нина нам сама рассказывала. Говорит, не хочу, чтоб из Пашеньки дебила сделали. Только ты ей не говори, что я тебе рассказывал...

– Ладно. А что в секции?

– Тренер тебя все время вспоминал, – оживился Серега. – Говорил, чтоб мы у тебя пример брали, потому что у тебя терпение есть. И еще сказал, что у тебя хорошая память на движения. Только бы Альбина разрешила дальше заниматься.

– Это точно, – согласился Пашка.

– Хотя, я думаю, разрешит. Ты ведь ни с кем не дрался. Просто убежал – и все. Да... – Серега с досадой ударил себя кулаком по коленке, – Садык опять борзеть начал.

– Дерется?

– Нет. Обзывается. Но я пока терплю. Мне тренер сказал, что время придет и все сбудется. А если драться полезет – я ему врежу. Я уже умею кое-что.

Однако заниматься Пашке не разрешили по настоянию медсестры. По крайней мере, первое время. Она вообще долго хмыкала, осматривая Пашку, и спрашивала, как это его так лечили. Хотела даже положить в больницу на обследование.

Впрочем, вскоре произошло событие, которое заставило Пашку позабыть и о карате, и о других проблемах. Как-то утром до завтрака к нему в комнату зашла Нина Ивановна.

– Одевайся, Павлик, – сказала она. – Идем со мной.

Ее интонация показалась мальчику странной, он насторожился. Нина Ивановна неплохо к нему относилась, однако последние дни не сулили ничего хорошего: Пашка постоянно чувствовал вокруг себя напряжение.

Они спустились по лестнице, вышли в холл.

– Ну, вот, – сказала Нина Ивановна, – с вами мы договорились, теперь последнее слово за мальчиком.

Пашка широко раскрыл глаза и шагнул вперед.

– Здравствуй, зайчик, – услышал он теплый, ставший почти родным, голос. – Мы с дядей Борей за тобой пришли. Отпускают тебя твои воспитатели. К нам отпускают.

Альбина неожиданно легко согласилась отдать Пашку в семью. Сначала у нее были, конечно, сомнения. Во-первых, тетя Маша и дядя Боря были уже пожилыми людьми. Во-вторых, жили они небогато. Были и другие причины. Но потом завуч склонилась к мысли, что пусть лучше за этого непредсказуемого ребенка отвечают другие люди, раз уж не удалось сплавить его в специнтернат. Тем более что такого шанса уже больше не будет – в бездетных семьях спроса на детей Пашкиного возраста не было.

Пашку отпустили не сразу: требовалось время на хождение по бесконечным инспекциям и комиссиям, на оформление массы справок и свидетельств. Альбина Сергеевна использовала свои связи, чтобы убедить членов этих комиссий, у которых тоже возникали сомнения насчет возраста, образа жизни и материального благополучия будущих родителей. Но в принципе вопрос был уже решен.

Пашка жил эти дни как на гвоздях. В последний вечер перед сном они сидели с Серегой в пустом холле верхнего этажа и смотрели на звезды. Свет уже был потушен, а небо выдалось такое чистое, что каждая звездочка отчетливо прорисовывалась даже через двойное стекло.

– Уходишь... – с горечью проговорил Серега.

Пашка промолчал.

– И что, даже не будешь заезжать?

– Буду. Тетя Маша обещала привозить меня на секцию.

– Правда? – обрадовался Серега. – Значит, опять вместе будем?

– Будем, – улыбнулся Пашка.

Они сидели молча еще несколько минут. Каждый думал и грустил о своем в этот момент расставания.

– А у тебя есть тайна? – спросил вдруг Серега. И, не дожидаясь ответа, проговорил шепотом: – У меня есть. Рассказать?

– Конечно, – Пашка с любопытством глянул на друга и подвинулся ближе к нему.

– Только учти, я тебе одному рассказываю. Боюсь, другие смеяться будут, понимаешь?

– Я никому не расскажу.

Серега начал шептать еще тише, и Пашка едва разбирал слова.

– Я мечтаю в космос улететь. К другой звезде. Хочу посмотреть, что там. Только так, чтобы первым увидеть. Не по телевизору, не на фотографии, а своими глазами. Я очень хочу.

Пашка вдруг ощутил волнение в груди. Он ведь тоже хотел забрать Серегу с собой на «Покровитель».

– У тебя это может получиться, – проговорил он.

– Не знаю... Понимаешь, отец у меня в тюрьме. А разве станешь космонавтом, если отец в тюрьме? Нина Ивановна, правда, говорила, что у него отобрали... эти... родительские права. Значит, он теперь мне и не отец? Как думаешь?