Дмитрий Минаев - Маленькая Миледи 2 Первые шаги Страница 20

А ну хватит рыдать! Тряпки пожалела! Лучше о Роне подумай!

Рона! Я тут же вскочила. Какие б чувства я не питала к этой женщине…

Ревность и зависть.

Чего?

Плохо слышишь? Надо повторить?

Нет.

Что – нет?

Не испытывала я к ней никакой ревности!

Да что ты!

Ну ладно, немного… Как всякая жена, даже если она своего суженого-ряженого никогда не любила, вышла замуж по расчету или… В общем, не важно. Муж – это собственность, нечего хапать чужое, своё надо иметь.

А как же любовь?

Правильно, вам главное процесс, а кто с детьми потом будет мыкаться?

Смотря чьи дети.

Как чьи? Жены… Что замолчал? Скажи что-нибудь умное.

Ох, Рона! Мать честна?я! Сначала, когда пробегала мимо, я лишь мельком бросила взгляд. Женщина лежала на кровати, уставившись в потолок. Лишь по шевельнувшейся руке я поняла, что она жива. Рядом стоял угрюмый эллиен. На полу валялся труп. Спущенные штаны и обнажённые гениталии не оставляли никакого сомнения, чем злодей занимался со своей жертвой, когда его застала смерть. Тем легче эльфам было убить второго стражника, оставшегося на посту в коридоре.

Когда я влетела в комнату, эллиена уже не было. Рона по-прежнему лежала на кровати, не подавая никаких признаков жизни. Даже моргала изредка. Напоминая собой куклу-марионетку, у которой оборвали все нити. Как же мне стало хреново. Ведь я бросила её тогда, даже не проверив, жива она или нет.

И что бы ты с ней делала? Тащила бы на себе?

Ну знаешь…

Знаю, потому и говорю. Мы бы, может, и уцелели, а она бы точно нет. В той бойне Хорх с Иром чудом живы остались, а ведь они были в доспехах.

Тогда не знаю… Нет, знаю. Да ты был прав! Я ревновала, как тут не ревновать! И завидовала конечно. Немного. Нет, очень сильно. Самой лютой завистью. Особенно Ола! Но сейчас это всё не имело ни малейшего значения.

– Вставай, Рона! – я железной хваткой вцепилась в плечи женщины.

Мне удалось придать ей сидячее положение. Заботливо накинутое кем-то (наверное эллиеном) одеяло соскользнуло, открывая взору обнажённые грудь и плечи, которые не могли прикрыть обрывки ткани. Молодое красивое тело теперь было всё покрыто синяками и ссадинами. Просто живого места не было! А там что? Следы зубов?

Дорвались шакалы до лакомого куска!

Как оказалось, свою жертву злодеи бросили на кровать прямо в сапогах и платье. Разодрав одежду и превратив её в лохмотья.

– Давай же, Рона! Поднимайся! – я снова попыталась растормошить девушку.

Показалось или в её пустых изумрудных глазах, в которых не было ничего, кроме горя,… Целого моря горя!… блеснули какие-то проблески сознания. Взгляд сфокусировался на мне. Момент узнавания?

– О-о, нирта. Вы живы. Наконец то вы вернулись! – женщина разрыдалась.

И так мне стало её жаль, что я прижала её к себе и поцеловала. Мне тоже хотелось плакать навзрыд.

Все вы, женщины, так: то друг дружке готовы в рожу когтями вцепиться, то через пять минут обнимаетесь и целуетесь.

И вовсе я не… Да пошёл ты!

Я попыталась помочь Роне избавиться от лохмотьев. Получалось из рук вон плохо, застёжка никак не поддавалась. Как меня это достало! Я выхватила из-за пояса клинок Тьмы. Ничего другого колюще-режущего у меня с собой не было. Попыталась взять женщину за руку, чтобы вспороть рукав, но та в ужасе отшатнулась.

– П-погод-дите, нирта, я с-сама.

Остатки платья были быстро сброшены на пол. Ну и отлично, я снова спрятала в обрывок ткани свою смертоносную "игрушку" и заставила Рону выбрать новую одежду. Вот её барахло почему то не тронули. Переворошить переворошили, но побросали прям тут же, ничего не порвав.

И нечего завидовать. Было бы чему.

Наконец то мы выбрали то что нужно, и я чуть ли не пинками погнала девушку вниз.

Когда мы влетели на кухню: я с рониным платьем подмышкой и она закутанная в одеяло, там кипели такие страсти, что казалось ещё немного и разразится гроза. Грянет гром и засверкают молнии! Потому что Тот и Эна уже были готовы вцепиться друг другу в глотки.

– А я тебе, дура криворукая, говорю, что так никто не шьёт!

– У тебя у самого, пень трухлявый, руки под х… заточены!

И оба, сжав кулаки, встали, застыв в напряжённых позах, сжигая противника пламенным взором.

– А ну, тихо! – рявкнула я, – Что тут происходит?

Оба заговорили одновременно.

– Тихо, я сказала! – прервала я жуткую какофонию, в которой ничего невозможно было разобрать, – Сначала ты, Тот.

Оказалось, что старикан забраковал работу девчонки и собрался вскрыть шов, чтобы переделать всё по-своему. Эна этому решительно воспротивилась. Бедолага Арм, сидя на том же самом ведре с размотанной повязкой, подобрался, опасливо переводя взгляд с одного на другого из спорщиков.

– Всё я правильно сделала, оставалось только обезболивающего дать.

– Отва-а-ар! – почти в унисон взвыли оба, кидаясь к плите, где, дребезжа крышкой, исходил паром видавший виды горшок.

– Это ты виновата!

– Нет – ты!

– Хватит! – не выдержала я, – Слушать сюда! Ты, Эна! Опять перевяжешь Арма и будешь его лечить: лекарством поить, повязки менять. И ниртом займёшься тоже, – указала я на тихо сидевшего на развороченной плите дворянина, с интересом и нескрываемым удовольствием наблюдавшего за разворачивающимся перед ним действом.

Правильно, здесь же ни цирка, ни театра, ни… даже страшно подумать… телевизора. Ничего нет! А тут такое развлечение.

И главное – бесплатно!

Ну, на халяву и уксус сладкий.

– Нирта Илькарона начинал лечить я! – возмутился старикан.

– Ты и будешь продолжать, – успокоила я его, – Но кто будет вскакивать посреди ночи, чтобы дать ему лекарство, или воды, или… ну-у, или наоборот. А посмотри на его одежду, кто будет её стирать и штопать? Тоже ты?

Тот промолчал.

– Эна хорошо умеет бинтовать? Что молчишь?!

– Да, умеет, – нехотя проскрипел старик.

– Значит она и будет и повязки накладывать, и мазать, и вовремя отваром поить. У тебя и так работы будет море – весь гарнизон.

– А как же крепость Западного перевала? – удивился дед.

– С ней ещё надо разобраться. Эна, что стоишь? Заканчивай с Армом, ты мне сейчас понадобишься!

– …Твою мать! – закончила я насыщенную и витиеватую фразу.

А вы бы что сказали? Вот заходите вы в баню, а оттуда на вас выскакивают негритосы!… Вот и я сказала то же самое.

И никакая это не ксенофобия! Я, например, против африканцев ничего не имею. Особенно когда они у себя в Африке, а я – в России.

Но это были всё-таки не негры и даже не папуасы, хотя все трое чернее ночи. Сами посудите: руки чёрные, лица чёрные. О чём ещё можно подумать! Это я только потом разглядела, что двое в белых рубашках (бывших белых), а третий голый по пояс. И всё остальное, от шеи до запястий, у него светлое. Нет, кожа загорелая, золотистая, но не чёрная же, как уголь.