Георгий Гуревич - Тополь стремительный Страница 20

Иван Тарасович увидел своими глазами рекордсменов — их оказалось двое, и познакомился со звеньевыми их тоже было двое: Люба Крюкова — светловолосая, легко краснеющая девушка с решительным голосом, и Любовь Ивановна Крюкова, ее мать, — высокая полная старуха, говорившая слегка нараспев, как народная сказительница.

Колхоз "Новый путь", расположенный в голой, лишенной леса и изъеденной оврагами местности, в этом году энергично взялся за лесонасаждения. Общее собрание постановило за три года закончить посадки полезащитных полос и закрепить посадками овраги. Колхоз специально посылал обоз в Брянские леса за саженцами и семенами.

Звено Крюковой-матери было прикреплено к защитным полосам, Крюковой-дочери — к оврагам. Они упорно соревновались все лето. Самое лучшее дерево было выращено Любовью Ивановной, и, довольная победой, мать все время поддразнивала Любу:

— Мои старухи работали хлеще!

— Подумаешь, четыре сантиметра! — отбивалась дочка. — Просто у вас, мама, земля жирнее.

— Ах, — отвечала старуха, — не земля урожай дает, а люди! Знаешь, как говорят на Украине: "Жито не родится, а робится". Это правда — у меня чернозем, зато у тебя в овраге тень. А в тени дерево само к небу ползет, только успевай ему подсоблять.

"В самом деле, — размышлял Кондратенков, — в тени рост идет быстрее. Всем известно, что картофель, прорастая в погребе, дает многометровые стебли. Нужно будет этой зимой поставить опыты с искусственным затемнением. Здесь можно кое-что найти".

— Ты по-честному сознайся, — продолжала между тем Любовь Ивановна: — девки вы молодые, а против моих старух — ничто. И посадки ваши хуже. И перед Иваном Тарасовичем, ученым человеком из Москвы, вы в грязь лицом ударили.

Бедная Люба краснела, и слезы стояли у нее на глазах, когда она говорила:

— Ну, хорошо, хорошо, посмотрим в будущем году…

В колхозе "Новый путь" Иван Тарасович пробыл три дня. Он обошел посадки, взял пробу почвы и подробно записал, как ухаживали Крюковы за своими питомцами. Любиного рекордсмена он вырыл из земли, закутал в одеяло и повез в Москву.

А в Москве его дожидалось письмо от неведомого садовода Петра Ивановича Щекина.

Щекин еще в школе пристрастился к садоводству.

В колхозе был огромный старинный сад, тысяч на пять корней, и в летнее время Петя не выходил из него по неделям. Окончив десятилетку, он мечтал поехать на садоводческие курсы. Но курсы не состоялись — их отменила война. Щекина призвали в армию. Он попал на Кавказ и оттуда от Моздока гнал фашистов до реки Молочной.

Здесь Щекину не повезло. Однажды в разведке он наступил на мину и, тяжело раненный, попал в плен. Затем потянулись долгие месяцы в лагерях, угроза голодной смерти, каторжные работы, этапы, побеги и встреча с партизанами в чужих горах. Щекин не любил рассказывать о своих скитаниях в чужих странах и, если уж очень у него допытывались, говорил:

"Ну что заграница! Вот в Македонии, например, крестьяне, которые победнее, сохой пашут. Первый раз в жизни видал. Честное слово, деревянная соха, такая же, как в музее".

Он возвращался из плена хмурый, высохший и постаревший. Дорогой все стоял у открытой двери теплушки и жадно вдыхал запах чернозема. А на станциях, если поезд задерживался, он отправлялся куда-нибудь на склад или на боковые пути, где меняли рельсы.

Девушки-ремонтницы пересмеивались: "Товарищ боец помогать пришел. Давно ждем вас, не дождемся. Чай, поработать захотелось, устали гулять по заграницам?" А бригадир — худенький старичок в полинявшей темносиней фуражке с молоточками — сурово цыкал на них:

— Цыц вы, сороки, накинулись на человека!.. А вы, товарищ боец, отдохните после боевых трудов. В этаком простецком деле мы сами справимся.

Щекин закусывал губы. Душа его была полна горечи; он считал, что почет не заслужен: другие добывали победу, а он дожидался ее. Целые месяцы пропали впустую за колючей проволокой. Хотелось отработать потерянное время, и руки сами собой тянулись к лопате, кувалде, мотыге.

— Раз, два-взяли! — заводил бригадир нараспев. — Раз, два-дружно! Раз, два-раз… Е-ще раз!

Тридцатипудовый рельс трогался и с металлическим звоном, грохотом и лязгом мчался по путям. Вместе со смеющимися девушками Щекин бежал перед ним, торопясь, чтобы не потерять инерцию. Ему становилось легче. Наконец-то он дышал родным воздухом, делал нужное дело таскал русские рельсы на русской дороге, по которой русские солдаты-победители возвращались домой!

Щекин приехал в родные места на рассвете, когда воздух был особенно свеж и прозрачен; на бледножелтом фоне зари четко вырисовывался каждый листик, а птицы, сидя на телеграфных проводах, весело чирикали вразнобой.

Дорога от станции в колхоз шла мимо сада, и Щекин, не заходя в село, завернул проведать старых знакомых. Сад уцелел, но был запущен. В колхозе, видно, нехватало рук. Многие деревья подсохли, ветер трепал паутинное кружево мертвых листочков, продырявленных гусеницами, запачканных их белой слюной. Буйная поросль сорняков окружала стволы ценных и нежных пород. Поперек дорожки лежала тачка без колеса, и под ней — ржавая лопата.

— Э-эх! — с сердцем сказал Щекин, сбросил в тачку вещевой мешок и поплевал на руки…

* * *

На следующей неделе колхоз утвердил его садовником.

С утра до вечера трудился Щекин, сажая, перекапывая, выпалывая, подстригая, опрыскивая, подкармливая. Вскоре старинный сад восстановил свою былую славу. Как и прежде, сюда со всей области съезжались, чтобы получить для прививок черенки местных сахарных сортов. Щеки и украсил сад, устроил цветочные клумбы, расчистил дорожки, посыпал их темножелтым песком, организовал библиотечку и сам, следя за журналами, старался выписывать новые сорта. В этой области, благодаря поддержке обкома, работы Кондратенкова были особенно широко известны. И когда Щекин впервые услышал в сельсовете про Кондратенкова, он написал ему в Москву с просьбой прислать для защитной опушки сада семена быстрорастущих.

Однако Иван Тарасович не смог выполнить эту просьбу.

В ту пору у него не было еще черенков тополя комсомольского, и он ответил подробным письмом, предлагая Щекину самому вывести местную быстрорастущую породу.

"Порода, выведенная в своей области, будет более живучей и крепкой, чем любая, привезенная издалека, — написал Кондратенков. — Чем моложе организм растения, тем легче из него вылепить все, что вам нужно. Так учил нас Иван Владимирович Мичурин. Разыщите семена местных тополей, собирайте их с самых лучших, самых высоких и здоровых деревьев, и обязательно с таких, которые имеют прочную древесину".