Тимофей Печёрин - Технофобия Страница 20

— Чуть к мутантам на ужин не угодил. Но удрал, — коротко и не вдаваясь в подробности, ответил я, — а у вас как дела?

— А ты не видишь — как? — Весельчак указал оттопыренным большим пальцем в сторону догорающего мутантского поселения, — победа, понимаешь? Эти твари отхватили по полной и затаились. Щас наши прочесывают сектор, добивают тех, кто остался. Сектор наш, понимаешь?

— Понимаю, — вздохнул я, почему-то не разделяя его ликования, — и что теперь?

— Для тебя — пока все. У тебя ведь нет оружия, так, что лучше возвращайся на базу. Могу проводить. Отдохнешь, покушаешь. Ты уже сделал достаточно на сегодня. А мы продолжим. Будем прочищать каждый квадратный метр, пока в секторе хоть один мутант будет. Живой, в смысле.

— А потом — что?

— Вернемся на базу, конечно. А что ты предлагаешь? Другие сектора брать не с чем, да и так, я думаю, мы большое дело сделали…

— Я не о том. Не жалко оставлять только что отвоеванную территорию? Мутанты ведь могут вернуться.

— Ну, мы будем время от времени сюда наведываться, патрулировать, отстреливать этих тварей. Если ты беспокоишься, можешь с мастерами поговорить, они тебя уважают. Сообразите какую-нибудь машинку сюда для охраны.

— Поговорю, — согласился я, — кстати, а что это за большое здание в центре сектора? Мутанты его так бешено защищали, аж танк мне разбили.

— Низкое, но места много занимает? Так это типа питомника. В нем мутанты выводят и выращивают своих детенышей. Так, что ты правильно сделал, что раздолбал его. Теперь у мутантов рождаемости-то поубавится. Ну, что, пошли, что ли?

— Пошли, — вздохнул я, — слушай, Весельчак, ты можешь мне сказать? На вопрос ответить?

— В принципе могу, хоть и вижу, что ты ни в себе. Болтливей чем я стал. Так что ты хотел спросить?

— За что ты сражаешься? Знаешь?

Он посмотрел на меня глазами кота, от страха забравшегося на дерево и теперь не знающего, как спуститься вниз.

— Ты чего, Админ? Тебя чего, по башке двинули?

— Ага, — согласился я, — двинули. И потому я имею право на подобные вопросы.

— Ладно, напомню. Сражаемся мы не «за», а «против». Против мутантов — кровожадных, серокожих, человекообразных тварей.

— Говоришь, «мы». А ты-то лично, за что? Что лично тебе эти мутанты сделали?

— Ну и глюки у тебя, — совершенно серьезно произнес Гриша, — видимо, мощно приложило. Ты не волнуйся, на базе тебя вылечат. А насчет того, что мне сделали мутанты, напоминаю: они меня УБИВАЛИ. Не раз, не два, а десятки раз. Убивали не насовсем, но каждый раз мне было больно не меньше, чем умирающему мутанту или вашему брату технофобу. И за каждый из этих раз я буду мстить. Любому, попавшемуся мне мутанту — и всем им сразу. Вот УБЬЮТ тебя, хотя бы один раз, ты заговоришь по-другому. Без глупостей. Еще вопросы будут?

Часть вторая

В чужой монастырь

Глава первая

Когда моя дочь была маленькой, года три-пять, я заметил в ней одну дивную, и, увы, характерную для ее возраста, черту. Говоря научным языком, она (и не только) не соизмеряла расход эмоций со своими реальными потребностями. По-простому же это означало, что любой пустяк мог вызвать у нее хныканье, рев, истерики, и даже, как не ужасно для такого возраста, обещание покончить с собой тем или иным способом, подсказанным вездесущим ТВ. Стоило, однако, нейтрализовать неприятный пустяк пустяком другим, приятным, мороженое купить, или просто погладить по головке, как дочурка моя снова весела и довольна жизнью. На какое-то время.

Жена подобных подходов к воспитанию, мягко говоря, не одобряла, считая их одним из признаков моей человеческой слабости. И оказалась не так уж неправа, ибо с возрастом дочка начала воспринимать собственные капризы как своеобразный рычаг или кнопку, нажимая на которую, можно получить желаемое. Что касается меня, ее родного отца, то я стал, соответственно устройством, включаемым вышеуказанной кнопкой или рычагом; устройством для удовлетворения ее, дочкиных капризов, которые с течением времени только росли — в первую очередь, в стоимостном выражении.

Как последствия моих педагогических ошибок сказались на дочери на ее подростковом и, тем более, взрослом этапе жизни, увидеть мне было не суждено. Ей было тринадцать лет, когда я потерял работу, жену и свою жизнь начала двадцать первого века. Но был уверен, что нарождающаяся патология должна рассосаться сама — рано или поздно. Взрослый тем и отличается от ребенка, что вынужден экономить эмоции, соотносить их с реальными потребностями и возможностями. Дело тут не в каком-то мифическом «правильном воспитании», ибо решения бывают ПРАВИЛЬНЫМИ только в математике. Есть насущная потребность сберегать нервные клетки, запас которых неуклонно, в течение жизни, снижается. И получается как с любым другим ресурсом, когда однажды становится невозможным не то, что наращивать его потребление, но даже сохранить это самое потребление на прежнем уровне.

К чему я это все? Да к тому, что до и после удачного штурма одного из мутантских секторов, по поведению командор и прочие мои сослуживцы, не сильно отличались от капризного ребенка, описанного выше. Посудите сами: стремление выбить мутантов из сектора и разорвать подконтрольную им часть города надвое превратилось в какую-то навязчивую идею. Именно ради нее командор гнал нас, а мы неукротимо шли, под пули, на гибель — хоть и не окончательную, но, как я успел узнать от Гриши Весельчака, тоже малоприятную.

Именно стремление взять этот конкретный сектор подвигло командора согласиться с предложенным мной тактико-техническим новшеством. Это ведь очень трудно — РАБОТАТЬ ПО-НОВОМУ. Если уж я, в то время — рядовой сотрудник, с колоссальным трудом отвыкал от ДОСа и привыкал к Винде, то каково должно быть начальству? Военному начальству — тем более. Вполне вероятна негативная реакция сразу с двух позиций. Во-первых, приходится менять привычки, что с годами дается все труднее, а во-вторых, подрывается твое реноме — руководителя, профессионала, который «лучше знает как лучше».

По этой причине многие мои, старшие и занимающие высокие должности, коллеги предпочитали дискеты флэшкам, а наши советско-российские генералы с усердием, достойным лучшего применения, реализовывали тактические приемы времен Второй Мировой Войны в совершенно новых и неподходящих условиях Афганистана и Чечни. Ведь результат важнее процесса, по крайней мере, положительный результат. Победителей, как известно, не судят. А в случае проигрыша всегда есть возможность как-то оправдаться, переложить на кого-нибудь ответственность, в крайнем случае, спрятаться за Китайскую Стену из денег, связей, юридических нестыковок.