Олег Авраменко - Воины преисподней Страница 20

– Так ведь пост сейчас, – несмело возразила жена.

– Ладно тебе! – прикрикнул сотник и заговорщически подмигнул гостю. – Мы про это никому не скажем.

А когда жена, почему-то показавшаяся Карсидару грустной и неприветливой, вышла из горницы, тихо спросил:

– Слышь, Давид, вы скоро отправляетесь?

– Король велел выступить через два дня.

– Король! – Ипатий хмыкнул. – Времечко-то понеслось, ровно горячий скакун. Когда мы собаку Бату из Киева увозили, Данила Романович ещё только государем всея Руси был, а приехали – уж и королём стал. Кесарем! Дела-а…

– Правда, корону ему ещё не привезли, но патриарх грамоту отписал, всё честь по чести, – пояснил Карсидар. – Между прочим, патриарх скоро приедет в Киев и лично привезёт корону. Думаю, будет просить помощи против… латинских рыцарей, – он чуть не сказал: «хайлэй-абир». – Однако сперва нам нужно разобраться с татарами.

– Вот-вот! – подхватил Ипатий, заметно оживившись. – Я и хотел узнать, не возьмёшь ли ты с собой и меня. А, Давид?

– О чём разговор! – воскликнул Карсидар. – Если ты только не устал за время путешествия по западным землям…

– Я?! Устал?! – Ипатий выглядел возмущённым. – Да за кого ты меня принимаешь! После того, как друг твой Андрей меня выходил, я наоборот чувствую себя гораздо лучше, чем…

– Да куда тебя несёт-то! Ну, куда?.. – появившаяся на пороге комнаты с кувшином мёда Звенислава едва не плакала. – Ты на себя-то посмотри, на кого стал похож! Калека ведь совсем! Как тебя татары в последний раз отделали…

– А я сказал: поеду!!! – Ипатий изо всех сил хватил кулаком по столу. – А раз сказал, так тому и быть! Хромота не мешает мне скакать на лошади, а ордынцы ещё не пробовали, как я дерусь левой рукой. И коли Давид не возражает…

– Ах, Давид не возражает! – Звенислава подбежала к ним, с громким стуком поставила кувшин, метнулась назад к двери и уже с порога крикнула: – Ну и тащись к татарам в логово, старый хрыч! Лекарь Андрей уехал, кто ж тебя, дурака, в другой раз выхаживать станет?! И ты, Давид, тоже хорош: на нём же живого места не осталось! Он же весь изрубленный, изломанный, а ты его!..

Не договорив, Звенислава повернулась и, всхлипывая, бросилась вон. Уже издалека донеслись неразборчивые причитания: «Все вы, вояки, одним миром мазаны…»

– Баба, она баба и есть, – проворчал Ипатий, наполняя мёдом отделанный серебром рог и передавая его Карсидару. – Вроде бы обо всём договорились. Вроде бы согласилась не протестовать, а отпустить тихо-мирно. Выходит, рассчитывала, что ты откажешься брать меня в поход. И понимает ведь, что я всё равно поеду, что не усижу в Киеве, – а непременно должна сварку учинить! Но – горяча, горяча…

Ипатий улыбнулся, наполнил мёдом второй рог, заговорщически подмигнул Карсидару и спросил, хитро прищурившись:

– Милка твоя тоже так беснуется?

Карсидар отвёл глаза и смущённо кашлянул в кулак.

– Нет. Больше плачет.

Ипатий зычно хохотнул, хлопнул его по плечу и сказал:

– Так выпьем же за то, чтобы поскорее расправиться со всеми нашими вороженьками и вернуться с победой домой целыми и невредимыми!

Они осушили рога, вновь наполнили и выпили за благую весть, которую архангел Гавриил принёс в этот день Приснодеве Марии и принялись закусывать, чем Бог послал (так выразился Ипатий, хотя блюда появились на столе явно не по велению Иисуса Христа, а стараниями Звениславы). И только тогда Карсидар перешёл к главному.

– Кстати, Андрей мне привета не передавал? – спросил он как бы между делом, невзначай, и тут же настроился на мысли Ипатия, чтобы не пропустить ровным счётом ничего.

– Андрей? – сотник рассеянно пожал плечами. – Да вроде нет. Я бы запомнил, ежели бы что важное… А ты чего-то ждал?

Недоумение Ипатия было вполне искренним, к тому же, судя по его мыслям, он явно не собирался ничего утаивать. Карсидар с трудом подавил горький вздох. Значит, вот так и ушёл Читрадрива из его жизни – тихо, незаметно… и навсегда. В лучшем же случае – на многие-многие годы…

– Да ладно, всё в порядке, – с деланной небрежностью произнёс Карсидар. – Ничего важного я не ждал. Просто к слову пришлось.

И, чтобы переменить тему разговора, попросил Ипатия ещё раз рассказать о путешествии к последнему западному морю.

Сотник охотно повторил то, что поведал в королевском дворце. Тут и Звенислава тихонечко вошла в комнату, подсела к столу и, подперев рукой левую щеку, с грустью уставилась на мужа. Ипатий же явно увлёкся, начал даже жестикулировать, упоминал такие подробности, о которых умолчал прежде.

И среди прочего, чему он не придал особого значения, была такая фраза:

– И вот тогда Андрей говорит: мол, одни с родной землёй в сердце рождаются, другие её для себя завоёвывают и срастаются с ней, а третьи мирно выбирают. Представляешь? Хитро сказано, между прочим!

Хмельной мёд ударил сотнику в голову, он принялся живописать какой-то смешной случай, приключившийся на обратном пути. Звенислава по-прежнему грустно смотрела на развеселившегося мужа. А Карсидар вдруг засуетился, вскочил и, повторяя:

– Что-то засиделся я у тебя, Ипатий, а мне надо поторапливаться, – попробовал выйти из-за стола. Только почему-то зацепился полой кафтана за край скамьи и всё никак не мог отцепить…

– Но меня-то ты в поход берёшь? – с надеждой спросил сотник. – Твёрдо решил? Смотри, не передумай.

Справившись наконец с кафтаном, Карсидар заверил, что не передумает, и покинул дом Ипатия, провожаемый восторженными напутствиями хозяина и красноречивым укоризненным взглядом хозяйки.

Однако с сотникова подворья ушёл не сразу. Он сломал свесившуюся с покатой крыши сарая сосульку, приложил её к разгорячённому лбу и подождал, пока она полностью не растает. И только тогда вывел Ристо из конюшни и покинул двор Ипатия.

Без сомнения, слова Читрадривы о родине относились непосредственно к нему. «Выбирают родную землю…» Определённо, это о Карсидаре. Он выбрал своей родиной Русь, обосновался здесь, приобрёл положение, семьёй обзавёлся… А Читрадрива звал его с собой! Напоминал про вход в пещеру. Но Карсидар не пошёл, предпочёл остаться в Киеве. На новой родине, третьей по счёту. Да-да, Земля Обета, Орфетан, теперь вот – Русь.

Неужели Читрадрива действительно считает, что Карсидар смалодушничал? Презирает его за это и даже не счёл нужным передать что-нибудь на прощание. Но нет! Разве ему непонятно, что бродяга-мастер попросту устал? Пора же, в самом деле, осесть.

Но самое странное, что шепетек несколько раз говорил почти о том же…

При воспоминании об этом человеке Карсидара передёрнуло. Он вдруг сообразил, что находится в Копыревом конце. Как раз здесь живут иудеяне. А если он своими мыслями привлекает людей?.. Чёрт, только этого не хватало!