Станислав Соловьев - Somnambulo Страница 20

Улица, улица, улица… Дом, и еще дом, и еще дом. Дом, дом, много домов…

Мартин слышит втыкающийся огненным мечом прямо ему между глаз, прямо в извивающиеся жидкими змеями мозги, монотонный и оглушительный, как пожарная сирена, крик: ИМЕНЕМ ИМПЕРАТОРА ИМЕНЕМ ИМПЕРАТОРА ИМЕНИЕМ ИМПЕРАТОРА СТОЙТЕ СТОЙТЕ

Впереди, непонятно откуда, монолитно вырос каменный тупик, и на его неровной поверхности коварно смеялись дергающимися буквами буднично смертельные слова:

Мартин — оглохнувшее, ослепшее, обезумевшее животное, — бежит прямо на двух жандармов, и те скачками увеличиваются, под диким углом. Только что это были копошащиеся где–то точки, теперь уже пятна размером с ладонь, мутные амебы, разбрасывающие в разные стороны свои ложноножки… Вот уже ноги и руки быстро мелькают перед его глазами, и эти руки жаждущее тянутся к его лицу, и крики разбивают его лицо вдребезги.

Потом что–то случилось, что–то произошло. Мартин опять был на четвереньках. Он уже опять на ногах. Ноги передвигаются очень медленно, словно в замедленной съемке. Его локти горят незатухающим огнем, все у него горит огнем, все охвачено, все пожирается болью, а еще невообразимым ужасом, который только умеет, что гнать прочь…

Все было больно, все было мокро, все было скользко, предательски скользило, предательски изменяло его ногам, и когда послышались громкие щелчки, Мартин истошно закричал. Руками стиснул уши, но все равно сквозь них проникали оглушительный треск и звон, и завизжало под ногами и над головой, все вокруг затрещало, забухало невиданной гулкой «бабой». Что–то новое появилось у него в груди, там, среди костей и мышц, расцвело невидимым радиоактивным светом. Что–то совершенно чужое для живой плоти, оно мешало бежать Мартину дальше, оно не давало бежать, заставляло остановиться и куда–то валиться вниз. Асфальт оказался у щеки, и дышать вдруг совсем не понадобилось — Мартин принял удар падающего неба. Он был расплющен базальтовой тяжестью облаков, улиц, домов, городов, чьих–то ног. Мартин заплакал оттого, что его сон стал для него необходимой реальностью.

Последнее, что видели разверзшиеся на полмира глаза Мартина С. — глаза, пожирающие плоское небо и межзвездную пустоту, — было лицо, нависшее прямо над ним. Непропорциональное, некрасивое, красное лицо капитана императорской армии. Оно нависало, оно расплющивало, вдавливало в землю, грызло козырьком фуражки. С фуражки слетел стервятником вселенский каркающий орел, в лапах которого змеилась плеть, и ошейником висел траурный венок. Эта плеть со свистом нанесла свой прощальный удар, и тихо соскользнул мохнатый венок, и настала тьма.

Киев, 27.01.1996 — Александрия, 19.07.2002