Анна Закревская - Радуга на сердце Страница 21

Линь судорожно изогнулась, закинув лицо к небу, и глухо завыла, выдирая тонкими пальцами крапивный куст, но кажется, даже не почувствовала жжения на коже.

Ты уже сделала выбор, девочка, оставив свой отпечаток пальца в терминале регистрации брака, ты запустила новую программу, перед релизом которой не было и не могло быть контрольного тестирования, и теперь её алгоритм развернулся на мониторе широким змеиным кольцом, открывая подменю с пустым текстовым окошком и очередным нехитрым выбором – написать код отладки или код отмены. И, чёрт подери, Линь, для первого у тебя не хватает пресловутых знаний, умений и навыков, а для второго – элементарного «достойного» повода со стороны супруга. Можно, конечно, и самой пойти во все тяжкие, позволить себе себя настоящую, чтоб Антон прогнал тебя с видом оскорблённого до глубин души ангела, не замарав собственной совести, как умудрялся не замарать её, насмехаясь надо всем, что было для тебя ценным, а ему казалось пустой тратой времени и сил, но разве он заслужил от тебя такого удара… А, впрочем, вспомни, дорогая, сколько раз ваши с ним прогулки превращались в марафон «догони длинноногого супруга», и нырни на уровень скрытого смысла, где расшифровка мужниного поведения не заставит себя ждать и прозвучит как «вот привязалась-то, как собачка» или, чего доброго, «я её боюсь и хочу держаться подальше…»

– Да будь что будет, – замученно прошептала Линь, проваливаясь в какое-то странное спасительное забытье на грани транса, и незаметно для себя задремала в высокой траве, на узкой полосе волшебного леса, чудом устоявшего под стальным напором железной дороги и газовой атакой автомобильного шоссе.

***

Программа «Антимат», установленная на почтовом сервере стараниями Государственного Этического комитета, просканировала нетерпеливого белого голубя очередного письма, и, не найдя в нём ничего, достойного зацепки, с сожалением выпустила на свободу.

from: _thunderbird_

to: Salamander

Забирай эту пищалку и засунь её себе в свитер. вынос мозга. снял с неё всё что мог..

Восстания, 53. 6 этаж.. сегодня с двенадцати.

– Мне срочно в город, – выдал Санька, едва не поперхнувшись утренним кофе, и под тяжелым взглядом Ангелины Павловны вымелся из колпинской квартиры за считанные минуты. Как же ты вовремя, Буревестник. Прямо в разгар игры «ничего не случилось, и жена вовсе не ушла мужа с работы перед самой свадьбой дочери». Нет, мне не сложно нацепить на лицо маску вселенского спокойствия, особенно после бессонной ночи, потраченной на…

– Дверь на нижний замок закрой! – ударило в спину.

Санька хлопнул дверью. Тысячу раз или тысячу тысяч я уходил из этой квартиры под один и тот же крик. Почему мне вдруг померещилось, что я вырвался из замкнутого круга? Выход из матрицы? Нет. Жизнь продолжается по укладу Святцевой. Только меня в этой ее жизни стало сегодня чуть меньше. Не выход, так хотя бы шаг к заветной двери, как знать…

На лестничной клетке было накурено. Лучшая атмосфера, чтобы отдышаться и прийти в себя. Странно, но вырос Санька в некурящей семье, сам никогда не брал в рот сигареты, но полное отторжение сигаретного дыма в нем исчезло еще в школе. Просто в один прекрасный солнечный день он увидел, как старшеклассники зажали в углу молоденького пацана и без особых причин показали ему небо в алмазах. А на следующей перемене этот пацан, избитый до крови, заныкавшись под куст сирени, нервно курил сигарету. Тогда Санька и понял, что не всегда это просто блажь, а гораздо чаще – способ остаться в этом мире. Ну а уж научиться получать удовольствие от того, что ты в не силах или не вправе изменить… О, в этом Александр Валько был мастером. И на чужой сигаретный дым он никогда нос не морщил.

«А Восстания – это самый центр, между прочим», – подумал Санька, топая к остановке. Да, это вам не деревня Колпино, Петербург-12. Но Заневский, насколько он помнил, еще в институте имел репутацию «местного не из бедных». Папы-депутата, конечно, не было, но в коридорах девки шушукались о трехкомнатной квартире в центре, куче теток с недвижимостью и даче в Комарово. Однако все пять лет учебы Кирька жил в общаге, меняя соседей по комнате, как перчатки. Санька открестился от этой чести сразу. Черт его знает, этого Буревестника. Люди от него съезжали или ошарашенно-задумчивые, или готовые убивать. Его или других людей.

И снова дорога в центр, полчаса в метро. Пересадка, чтоб попасть на Чернышевскую, прямо Кирьке под окна. «Нет, каждый день так мотаться на работу я не выдержу», – подумал Санька, выходя с Чернышевской и ловя волну теплого воздуха с креозотным наполнением и легкой ноткой Невы. Впрочем, сам Валько уже давно отдавал себе отчет, что стенд и это НИИ, где он завяз уже больше чем десять лет назад, – самое настоящее болото. И не поймешь, что держит. Наверно, страх. Страх того, что над поверхностью мутной жижи не будет и этой жалкой иллюзии нужности, которая есть сейчас.

У двери в квартиру Заневского Санька замешкался. Секунды тянулись долго. Санька все ждал, пока сенсорный замок выдаст гостевую метку и переведет запрос на вход в голосовое управление, но вместо этого вдруг раздался щелчок, и между дверью и стеной появилась тускло светящаяся щель. Вот те раз… Санька вздрогнул, но все-таки толкнул дверь и вошел в квартиру. А теперь, внимание, вопрос: откуда у Буревестника мои отпечатки пальцев и почему они вбиты в память замка как хозяйские?

Мысленно запихнув последнее в графы «опционально» и «на десерт», Санька стянул ботинки в пустой прихожей, присовокупив свою потрепанную грязную пару к ряду хозяйских кроссовок всех оттенков белого и серебра. Буревестник всегда был крут и немного пижон. Видимо, даже с годами это не прошло.

Впрочем, Санька и сам был не лыком шит и почти всю ночь собирал по старым знакомым максимум информации о том, к кому шел. Это первая встреча в кафе могла пройти на автопилоте с программой «встретились как-то раз два старых недруга», а дальше надо было готовиться куда тщательней. И, похоже, Буревестник оказался повенчан с компьютерами и иже с ними. Был женат, развелся несколько лет назад, детей вроде бы не было… Работал во фрилансе, срубал немалые деньги за виртуозное восстановление данных и, как говорили многие, не чурался и грязных дел с астрономическими суммами на чеках. «Однако, ни разу не попался», – сделал себе зарубку Санька. И это тоже был показатель. Взять Буревестника за грудки еще никому не удалось. Санька хмыкнул. Даже жене, видимо.

Ему навстречу из дальней комнаты выскользнула маленькая пушистая тень и сверкнула на гостя зелеными глазищами. На автопилоте выдав неуверенное «кс-кс-кс», Санька получил свою порцию кошачьего мата в виде шипения и прижатых к голове ушей, после чего представитель семейства кошачьих растворился в тенях коридора.

Кирилл Заневский оказался занят. Небрежно махнув Саньке на кресло, заваленное развороченным околокомпьютерным железом, и кровать, не менее развороченную, с одеялом, сбитым так, что каждый судил об этом в меру своей испорченности, он снова отвернулся к компу. Беседа на птичьем языке, из которого кирькин гость понимал лишь отдельные слова, возобновилась.

Санька, не воспользовавшись приглашением, молча нарезал круги по комнате. Тщательно взращиваемая способность ничему не удивляться и сохранять вид истукана с острова Пасхи – единственная возможность выжить с Ангелиной Павловной, сейчас вопила благим матом, что снова надо было договариваться о встрече на нейтральной территории, хоть в том же Севере, а не в этом бардаке гнезда фрилансера. Но прагматик быстро возразил, что вся специальная аппаратура, необходимая Буревестнику для его «интереса ради и практики для» если где и существует, то только здесь.

Украдкой оглянувшись и утвердившись в мысли, что хозяин комнаты за ним не наблюдает, Санька осторожно перебрался через кресло к шкафу, на створке которого висела длинная бумажная простыня со строчками в столбик. Стихи? Но Буревестник никогда не писал стихов. Санька хмыкнул – или я все-таки чего-то о тебе не знаю, Кирилл Заневский? Ведь если быть честным, я в институте знал каждый твой шаг, каждую твою новую пассию, залипшую на вороные волосы по плечи и серебряные кроссовки, а уж копия твоей зачетки и вовсе была моей настольной книгой, где красным подчеркивались все специальные дисциплины. Их ты брал играючи, я – тяжелым штурмом. Но стихов во всей этой круговерти не было.

Над седой водой транскода ветер байты собирает.

Между сервером и сайтом гордо реет Буревестник,

чёрной молнии подобный.

Санька неэстетично выпучил глаза и едва поймал падающую челюсть. Стремление не удивляться издало предсмертный хрип и издохло на задворках сознания. Транскод. Значит, вот каков ты, Буревестник. Не бросил старые забавы… А ведь транскод уже давно как запрещен, старик.