Они были мелкие и золотокрылые - Юлиана Лебединская Страница 21

И что этот балбес сейчас делает? Бьется головой о кадки с растениями? Или швыряет их в окна? Больше всего в эту минуту ему хотелось ворваться в теплицу и посмотреть, что в ней происходит. Но сын такого рвения точно не оценит. Психанёт. Заорёт, что ему не дают свободы. И уберётся в свою общагу. А ведь только-только учиться начал – и сын, и отец.

Эдуард заставил себя сесть на диван и просмотреть сообщения на слимфоне. Один новый заказ и куча дурнопахнущего спама. В прямом смысле – дурнопахнущего, рекламные сообщения ужасно воняли. В своё время Эдуард не пожалел денег и раскошелился на подобную услугу. От всей рекламы, на которую он самолично не подписался, несёт навозом. И открывать не нужно – сразу в корзину. И окружающим можно объяснить: очередной мега-дезодорант пиарят!

Письма Терезы всегда пахли морским бризом.

А Артемия – горьким огурцом.

И что же, всё-таки, балбес делает? Одним бы глазом взглянуть и успокоиться. Можно прокрасться к окну и посмотреть. Один раз. Просто убедиться, что с сыном всё в порядке. Глупость, конечно, феерическая, но что к хрюкорылам делать, если душа не на месте?

Не колеблясь больше, Эдуард сорвался с дивана и бросился к двери. И… с грохотом растянулся на полу, перецепившись через златокрыла.

Терезий тут же возник перед лицом, просверлил любопытным взглядом. Эдуард в ответ уставился в карий бархат глаз и со всей ясностью осознал, на какую дурь едва не пошёл. Шпионить за собственным сыном. Из-за угла. Подглядывая в окно. А если сын заметит? Позора не оберёшься! Ещё хуже сделал бы, чем если бы просто зашёл и спросил, всё ли в порядке.

Эдуард сел, потирая ушибленное колено. Златокрыл ткнулся мокрым носом в щёку и лизнул шершавым языком.

– Ты прав, дружок, – сказал Эдуард и погладил чешуйчатую шею. – Молодец, что остановил.

Златокрыл же упрямо заглядывал в глаза, пока Эдуард наконец не задержал взгляд и не утонул темно-карем глубоком бархате…

…Вернувшись в теплицу Артемий, и правда, в первую очередь кинулся к кадкам, где рядами росли внезапно округлившиеся кочаны капусты, а над ними возвышались лианы кивиграда. Эдуарду втулили его месяц назад при закупке осеннего кабакогриба по совершенно бестолковой акции: купи три кабака и получи один кивиград. Последний уныло торчал посреди маркета, опустив уши. Эдуард забрал его скорее из жалости. А ведь когда-то ещё и ржал над Терезой, жалеющей растения!

Что делать с полудохлой лианой Эдуард не знал, а потому просто поставил в угол за горькими огурцами и иногда поливал. Но сейчас кивиград ожил, разросся и даже зацвёл.

Артемий стоял и смотрел на голубоватые цветки, и тяжело дышал. Затем взял ведро для поливания – Тереза не доверяла бот-садовникам, и Эдуард по традиции и в меру сил делал всё сам. Артемий, похоже, тоже…

Он налил в ведро воду, намешал каких-то удобрений и полил кивиград. Оборвал с него сухие листья. Подвязал отросшие ветви. Задумчиво пожевал случайно отломанный ус, которым лиана цеплялась за всякое.

Выглядел сын уже гораздо спокойнее…

…Эдуард тряхнул головой, вываливаясь из глубин карего бархата назад, в свою комнату.

Что это было? Он видел только что сына, не заходя в теплицу? Или сам нафантазировал? Нарисовал идеальную картинку? Ведь как было бы хорошо, если бы Артемий отвлёкся на что-то от нелепой любви к Доре. Пусть даже – на любовь к растениям.

В конце концов, почему нет? Он ведь – Терезин сын.

Послышался скрип двери и звук шагов.

– Ты в порядке? – раздался над головой голос Артемия. – Я слышал грохот… Ты почему на полу?

– Да так, отдохнуть решил, – ответил Эдуард, поднимаясь. – А ты мне вот что скажи. Ты что-то делал с растениями? Ну там, в плане ухода…

– А что не так? – насторожился сын.

– Ничего. Наоборот, я хотел сказать, они как-то лучше выглядеть стали…

Артемий смущённо подёргал ухо.

– Ну да, я немножко почитал и кое-что сделал… Если ты не против. Я кивиград переставил, то место, где он стоял, ему совсем не годилось… И ещё кое-что хотел бы поменять.

– Конечно, делай, что хочешь! – радостно воскликнул Эдуард. И тут же, поймав недоумённый взгляд, добавил спокойнее. – Я рад, что кто-то займётся теплицей. Я храню её в память о матери. Ну, и чтобы еда в доме была. Но сил заняться ею вплотную никогда не было. Росло, как росло, а что не росло – то больше и не покупал.

– Я заметил, – хмыкнул сын. – Капусте, вообще-то, совсем не такое освещение нужно. А кабакогрибу нужно больше влаги и меньше сквозняка.

– Супер! Теперь травка в надёжных руках.

– И что до травки. Твоя сиреневая мята только златокрылу на корм и годится.

Эдуард сжал сыновье плечо.

– Ты главное об учёбе не забывай.

– Нет, ты знаешь, мне даже многие вещи сейчас стали понятнее. Об инопланетных мхах этих и прочих растениях. Они ведь похожи все. И у нас паразиты всякие есть, и у них. И эпифиты у нас похожие! Знаешь, есть инопланетный аналог орхидеи. Баттерфлярия называется. Не так уж от наших фаленопсисов отличается. И вообще, я подумал, зачем мы инопланетную зелень изучаем, когда у нас на Земле вокруг столько всего… Вот ты знал, например, что кивиграду необходимо, чтобы рядом росли полевые синеглазки?

– Нет, их забыли включить в акцию.

– Я уже договорился в универе, мне выделят пару кустиков за дежурство в оранжерее. Заодно их цветы поизучаю.

– Я рад за тебя. И за цветы.

Сын вдруг покраснел.

– Вот, думаю, орхидею вырастить. Они – большая редкость, но в оранжерее есть. Может, согласятся «деткой» поделиться. Если не земную орхидею, то хотя бы лианскую баттерфлярию выпрошу – они похожи. Выращу и подарю ей. Через Эжена.

Эдуард заставил себя улыбнуться.

– Ты, главное, без спросу «детку» не утаскивай. А то вообще оранжереи не увидишь.

Артемий хмуро кивнул.

– Но орхидея – это здорово, – добавил Эдуард. – Мама бы тобой гордилась.

– Пока особо нечем, – ответил сын, впрочем, заметно повеселев.

Из архивов межпланетной комиссии мигов

Из отчёта наблюдателей за цивилизацией земной:

«…долгие века искали земляне, как сделать так, чтобы землянин каждый был ни выше, ни ниже другого, и каждый был доволен и мирен, даже если где-то кого-то и ниже. И не найдя пути иного, решили: важно не то, что ты ниже кого-то, а то, что ты знаешь об этом. Пока живёшь и не видишь, что кому-то лучше, вроде