Александр Беляев - Борьба в эфире Страница 21

– Ферм нет, – ответила она, – потому, что продукты питания добываются не на полях, а в лабораториях, химическим путём. А города?.. Богачи здесь жили в десяти гигантских небоскрёбах. Рабочие же… но вы увидите, как жили здесь рабочие.

Воздушный корабль поднялся на высоту, перевалил через большой горный кряж, и я увидел огромную долину с необычайно гладкой поверхностью, как будто вся она была асфальтирована.

– Что это, гигантский аэродром? – спросил я.

– Нет, это всего только крыша, одна сплошная крыша над фабрикой, занимающей сто двадцать квадратных километров.

– Вы так осведомлены в американских делах, как будто уже бывали здесь.

– Если бы мы не были осведомлены о многом, то и не победили бы, – ответила девушка. – Это фабрика, но вместе с тем и город рабочих, так как рабочие здесь живут на фабриках. Под этой беспредельной крышей они родятся и умирают, не видя неба над головой.

– Как это ужасно! – сказал я, ещё не зная, что это только начало тех ужасов, которые предстояло мне увидеть.

Воздушный корабль снизился прямо на крышу. Мы открыли люк и вышли. Смит нажал ногой чёрный квадрат на серой крыше. Открылась дверь, ведущая вниз. Мы стали спускаться по узкой лестнице, сразу погрузившись в полумрак.

– Здесь хозяева экономили на всём, даже на свете. Осторожней ступайте.

Небольшая лестница кончилась, и мы оказались на бетонном полу фабрики. Это здание представляло собой, даже по своей конструкции, полный контраст с городом-небоскрёбом. Если тот строился по вертикали, то фабрика – по горизонтали. Небоскрёб был весь залит лучами солнца, здесь же тусклое искусственное освещение наводило тоску. По расположению это здание было похоже на шахматную доску. Широкие, прямые улицы разделяли квадратные кварталы. Улицы были безмолвны. По полу с лёгким шумом трения двигались только бесконечные ленты, подававшие из квартала в квартал части заготовляемых машин.

– Зайдём в этот цех, – сказал Смит.

Мы вошли в большую полутёмную комнату. Недалеко от дверей вращались два стоявшие близко друг к другу колеса, около пяти метров в диаметре каждое. Я подошёл к этим колёсам и невольно отшатнулся. Между колёс прямо на земле сидел какой-то урод. У него, по-видимому, совершенно отсутствовали ноги, так как туловище помещалось в чашеобразном металлическом сосуде. Зато его руки были непомерно велики. Он вращал ими огромные колёса. Это был какой-то придаток машины. К несчастному уроду подошёл низкорослый рабочий в замасленном костюме, с маслёнкой в руке и влил в рот вертящего колёса уродца какую-то жидкость с таким видом, как будто он смазывал машину.

– Вот и пообедал, – грустно улыбаясь, сказал Смит.

Человек с маслёнкой ходил около колёс, где сидели такие же уродцы, и «смазывал» эти живые машины.

Дальше стояла машина с очень сложным и непонятным мне механизмом. В середине этой машины находилось нечто вроде коробки не больше шестидесяти сантиметров высотой, и в этой коробке бегал карлик, нажимая рычажки… И рядом такая же точно машина, с такой же коробкой и совершенно таким же маленьким человечком!

А ещё дальше я увидел отверстие в потолке и чью-то неимоверно длинную и тонкую фигуру; собственно, я увидел только ноги, так как верхняя часть туловища от пояса находилась на втором этаже. Время от времени с автоматичностью машины из отверстия появлялись руки, как длинные рычаги, захватывали подаваемые на транспортёре готовые части механизмов и поднимали их на второй этаж.

Это была не фабрика, а какой-то музей уродов. Их вид производил гнетущее впечатление. В их неподвижные, тусклые глаза нельзя было смотреть без содрогания. Я много пережил за время своего необычайного путешествия, но ещё никогда мои нервы не были потрясены до такой степени. Мне было необходимо собрать всю силу воли, чтобы не упасть в обморок.

– Нет, это слишком… Уйдём скорее из этого ада, – обратился я к Смиту.

Он тяжело вздохнул.

– Да, видеть это – большое испытание для нервов. Но вы не видели и десятой доли всех ужасов наших фабрик. Это, – Смит показал на уродцев, – безнадёжные люди, даже не люди, а живые машины. Они не только не могут освободить себя, но им уже ничем нельзя помочь. Конечно, не все рабочие превращены в такие придатки машин. Это, в сущности, пережитки старины. Много лет тому назад наша медицина сделала большие успехи в изучении действия желез внутренней секреции на развитие человеческого тела и отдельных органов. Хозяева этих фабрик не преминули использовать успехи науки для своих целей. Они заставили учёных путём подбора и воздействия на железы создавать людей, которые являлись бы такой вот составной частью машины.

– И люди соглашались на это?..

– Не люди, а голод… Всё делалось «добровольно» за грошовые прибавки, посулы, а изуродованному потомству этих «охотников» ничего больше не оставалось, как продолжить участь отцов или умереть с голоду из-за полной неприспособленности организма делать какую-нибудь иную работу. Это была эпоха «профессиональной приспособленности», доведённой до абсурда.

– Но, в конце концов, разве это могло быть выгоднее простой механизации? Например, этот великан, таскающий руками части машин на второй этаж…

– Идея была не совсем глупой. Люди делались составной частью машин в тех случаях, когда всё-таки требовалось регулировать ход трудовых процессов участием сознательной воли. Потом это было оставлено. Но часть производства осталась с людьми-машинами. Они были дёшевы и… совершенно безопасны. Если хотите, это и есть символ «идеального рабочего» с точки зрения капиталиста. Согласитесь, что в большей или меньшей степени и в ваше далёкое время капиталисты старались «машинизировать» рабочих, прикрепить живых людей к машинам на возможно больший срок, в ущерб физическому и умственному развитию. Здесь в силу сложившихся условий им удалось осуществить этот идеал до конца. Теперь эти несчастные будут вынесены на свежий воздух, увидят голубое небо и свет солнца. Мы сделаем всё возможное, чтобы облегчить им жизнь.

Я вздохнул с облегчением, когда увидел наконец подошедшего к Смиту рабочего, который казался нормально развитым и здоровым, если не считать бледного цвета лица от постоянного пребывания в закрытом помещении.

Смит начал о чём-то разговаривать с рабочим, а мы с Ли и Эа поспешили покинуть эту могилу с заживо погребёнными.

Я вышел на поверхность и с облегчением вдохнул свежий воздух.

В этот момент раздался удар грома. Шаровидная молния, такая же, какую я видел на солнечной станции, упала на крышу, с грохотом обрушив часть её. Ещё несколько молний упало вокруг нас.

– Разрядник! – услышал я голос Смита.