Евгений Лукин - Сокрушитель Страница 21

— Но ведь я же не стрелял…

Гриша пожал плечами и не ответил.

— Да выбросьте вы его! — сказала Люська, с ужасом глядя на ярко-оранжевую игрушку.

— Нельзя, Люська, — с тоской проговорил я. — Никто нам без этой машинки не поверит…

ГЛАВА 17

Огромное тяжелое солнце, вишневое, как остывающий металл, почти коснулось краешком горизонта, когда мы втроем вышли наконец к старому щебкарьеру. Пологий, несколько раз оползавший склон весь порос ковылем и клубился при малейшем ветерке. Мы стояли будто на краю облака и смотрели на показавшийся вдали город.

— Я, наверное, с ума схожу, — жалобно призналась Люська. — Что это там? Вон там, видите?

Внизу шевелились тростники, далеко впереди посверкивала вода. А метрах в трехстах от нас на каменистой, словно нарочно кем-то выровненной площадке стояли рядышком скамейка и бетонная урна. Солнце осветило их напоследок, и они были очень хорошо видны вдалеке — крохотные, будто игрушечные.

— Зря мы тут маячим, — хмуро сказал я. — Давайте-ка отойдем.

Мы отступили от уходящего вниз склона и присели в ковыль. Кажется, из всех возможных маршрутов я, как всегда, выбрал самый неудачный. Ну показался город, а толку? Теперь между нами и майором лежал заброшенный щебкарьер. Обходить его по краю вдоль обваловки — это только к утру дойдешь. Напрямик идти, по дну?.. А если ангелы опять окопались в щебкарьере? Тут в тростниках не то что корабль — целый космический флот можно спрятать…

— Минька, — позвала Люська. — А этот ваш штаб… Он ведь где-то здесь, правда?

Я смотрел на нее, соображая. Люська имела в виду пещерку, которую мы с одним пацаном открыли, углубили и оборудовали еще бог знает когда — лет пятнадцать назад.

— Не влезем мы туда втроем, — сказал я. — Да он уж, наверно, и обвалился давно…

Солнце наконец коснулось дальней кромки щебкарьера. Плохо. Насколько я знаю, эти ангелы как раз по ночам и работают.

— Ладно, пошли вниз, — решился я. — Только пригнувшись, в рост не вставать…

Мы спустились на дно щебкарьера и двинулись вдоль клубящегося ковыльного склона. Он становился все круче и круче — видно, грунт потверже пошел. Ковыль скоро кончился, и теперь справа от нас тянулась голая глинистая стена. А слева — тростники. Тоже стеной.

— Вроде здесь… — сказал я, останавливаясь.

Вроде… В том-то и дело, что вроде! Вроде и место — то самое, и пещерка — вот она, и ступеньки вырублены в грунте — я сам их когда-то вырубал и укреплял дощечками…

Не могли эти ступеньки так сохраниться за пятнадцать лет. Их бы уже сто раз дождями размыло. И потом, я же хорошо помню: никаких колышков я перед дощечками не вбивал. Это уже кто-то, видать, после меня поработал.

— Гриша, — тихо позвал я. — А ангелы ее никак занять не могли? Ну, там под устройство какое-нибудь…

Гриша с сомнением поглядел на земляные ступеньки и покачал головой.

— Отойдите-ка в сторонку… — попросил я и, достав из сумки пистолет, пошел вверх по ступеням.

Стоило мне заглянуть в пещерку, как все сразу стало понятно. Пацаны, пришедшие сюда после нас, догадались укрепить потолок, как в шахте, и углубили пещерку настолько, что в ней теперь могли уместиться уже не три человека, а все десять. Ну точно — пацаны! Уж я-то как-нибудь детскую работу от взрослой отличу! Гляди-ка, и мебель тут у них появилась: два ящика, табуретка… И не лень ведь было из города тащить!

Ну что ж, спасибо, ребята, выручили.

Я выглянул наружу и позвал Гришу с Люськой. Оказавшись в пещерке, они сразу же забились в дальний угол и снова заговорили — тихо, взволнованно, неразборчиво. Я расположился на табуретке поближе к выходу. Еще раз достал сигарету и попробовал затянуться впустую… Вот подлость, а? Хоть трением огонь добывай! Я спрятал сигарету и задумался.

Как ни крути, а придется здесь заночевать. А все из-за Наташки. Не встреть я ее тогда у сквера… Ну жизнь! Все неприятности от них…

— Похожа?.. Очень?.. — упавшим голосом переспрашивала Люська. — Что… и глаза зеленые?..

— Серые, — буркнул я, не оборачиваясь. — Серые у нее глаза.

— А ты откуда знаешь?

И кто меня за язык тянул! Решил же не говорить… Пришлось выложить все как было. Несколько секунд у меня за спиной стояла остолбенелая тишина

— ни шороха.

— Жалко, не я с ней встретилась… — тихо, с угрозой сказала наконец Люська. — Уж я бы с ней по-другому поговорила…

Щебкарьер наполнялся синевой, света в пещерке становилось все меньше. Вдобавок к ночи холодало, и меня мало-помалу начал пробирать озноб.

Очень мне все это не нравилось. И что заночевать придется, и что мать там уже, наверное, с ума сходит… А больше всего мне не нравилось то, что пещерка не имеет второго выхода.

По-моему, я уже дрожал не только от холода. Потом обратил внимание, что в пещерке тихо, Гриша и Люська молчали.

Я повернулся к ним, хотел сказать что-нибудь ободряющее, и тут мы снова услышали жужжание. Оно явно прощупывало склон, метр за метром приближаясь к нам. Вот и дождались! Я сунул пистолет за пазуху и скорчился на табуретке, уткнув подбородок в колени.

Прошло мимо… Нет! Вернулось. Остановилось перед входом в пещерку… постояло, повысило тон и осторожно стало протискиваться внутрь.

Света в пещерке, можно сказать, не было, и все же я (уж не знаю, каким образом, — кошачье зрение прорезалось, не иначе!) увидел, что Люська изо всех сил зажимает себе рот обеими руками. Я увидел ее страшные, черные на белом лице глаза и понял, что это конец.

Правая — свободная — рука судорожно зашарила по неровному земляному полу и ухватила деревянный ящик. Пистолет давно уже не казался мне оружием, во всяком случае — против этого.

Но тут оно попятилось, постояло с минуту перед пещеркой и двинулось дальше. Отойдя метров на сто, взмыло и, истончась до комариного писка, растаяло над щебкарьером.

Я не знаю, сколько мы еще сидели, боясь пошевелиться. А потом я услышал всхлипывания. Плакала Люська.

— Гады!.. — изумленно выдохнул я. — Ах, вы гады!..

Страшные черные ругательства готовы были хлынуть горлом, но я заставил себя замолчать. Почудилось вдруг, что ненависть эту нельзя растрачивать вот так — попусту, в воздух…

Время шло. Серое пятно входа исчезло, было черно, как в печке.

— Не смей! — вскрикнула сзади Люська. — Не смей, слышишь! Минька!..

— Что там у вас? — Я обернулся и ничего не увидел.

— Он хочет выйти! — в ужасе сказала она. — Он хочет сам!..

— Сидеть! — сказал я в темноту. — Ушибу дурака!..

— В конце концов они охотятся не за вами, а за мной! — ответил мне срывающийся Гришин голос. — При чем здесь вы?